Лори успела сделать всего один шаг, когда посреди кухни, прямо у матери за спиной появилась коза. Воздух внезапно наполнился запахом свежих незабудок. Легким плавным движением, практически не раздумывая, мать схватила со стола длинный нож, развернулась и одним быстрым взмахом ловко перерезала козе глотку. Подхватив забившееся в предсмертных судорогах животное, она ногой распахнула наружную дверь и выбросила его во двор. После чего не мешкая отмотала большую полосу бумажных полотенец, смочила перфорированную бумагу водой из-под крана и начала вытирать кровь на полу. Оттирая подтеки, подняла взгляд на Лори.

– Если ты собралась на улицу, иди. Мы вот-вот садимся обедать.

Лори так и подмывало спросить, присоединится ли к ним за обедом Биллингтон, но больше всего ей хотелось выйти на улицу, хотелось покинуть Дом, и она, подойдя к двери, толкнула ее.

И оказалась на улице.

Воздух был свежим, чистым, восхитительным. Лори чувствовала этот запах еще в окно, однако это было совсем не то же самое, что находиться в нем, окруженной, поглощенной, захлестнутой им. У крыльца валялась туша козы, поэтому Лори направилась по террасе к входу в Дом.

Биллингтона нигде не было видно, однако за углом Дома ждала Доун, играющая с омерзительной на вид куклой, сделанной из сушеной травы и веток.

Лори застыла на месте, не в силах оторвать взгляд от жуткой фигурки в руках у девочки.

Подумав про Дэниела, она поежилась.

– Пора уж, – сказала Доун, поднимаясь и отряхивая пыль с рубашки. Бросив куклу, она взяла с ограды террасы оловянную кружку и подошла к Лори. – Я ждала тебя целую вечность!

Справа от Лори было окно. Заглянув в него, она увидела гостиную. Джош со своими родителями и отец Лори по-прежнему сидели на диване, по-прежнему разговаривали ни о чем, и Лори поняла, что ничего не сможет узнать ни от брата, ни от обеих пар родителей. Насколько она понимала, они представляли собою психический эквивалент склеенной в петлю магнитофонной ленты: неменяющиеся и неспособные измениться отражения того, что произошло когда-то, бесконечно повторяющиеся.

Но Доун – это дело другое. Она определенно существовала в действительности, в ее времени, в ее Доме, и Лори мысленно поклялась выведать у девочки все, что только можно.

– Что ты пьешь? – вежливо поинтересовалась она.

Усмехнувшись, Доун протянула ей кружку.

– Я люблю воду со стружкой.

И действительно, вода в кружке была грязной, с опавшими листьями, щепками и крупными опилками. Девочка поднесла кружку к губам, запрокинула ее и допила остатки. Затем улыбнулась Лори, демонстрируя застрявшие между зубами стружки, и та, увидев эту улыбку, насторожилась. Улыбка была наполнена похотью, похотью и каким-то другим чувством, которое Лори не смогла определить, и ей пришлось напомнить себе, что на самом деле перед нею не маленькая девочка, не просто проявление Дома, не кукла. Это было… нечто другое.