– Вы опоздали, – бросила она на ходу.

Потом она назвала себя, но я не расслышал ни имени, ни звания. Я был слишком поражен ее чувственной красотой. Брюнетка с матовой кожей, полными губами, густыми бровями, словно излучавшими магнитные волны. От форм, затянутых в строгий мундир, суровой красоты ее лица и золотисто-коричневых глаз голова у меня пошла кругом. Эти брови и черты дикарки были как обещание – преддверие широкого, поросшего волосами лобкового бугорка. Я представил себе ее тело цвета светлого табака, отмеченное темными кругами сосков и темным треугольником в низу живота. Сердце мучительно сжалось.

– Прошу меня извинить.

– Я директриса. Вас я принимаю только потому, что лично знакома с Микеле Джеппу и доверяю ему.

– А сама Агостина Джедда согласна со мной встретиться?

– Она-то всегда согласна. Любит покрасоваться.

– Сколько у меня времени?

– Десять минут.

– Этого мало.

– Более чем достаточно, чтобы получить представление о ней.

– Какая она?

Директриса улыбнулась. Я ощутил мучительный прилив крови к низу живота. Мое мужское естество восстало. Но вместе с вожделением возникла картина: выжженная равнина, три священника и эта соблазнительная женщина… «Искушение в пустыне» – пьеса в трех актах, поставленная для меня одного.

– Я могу дать вам только один совет, – произнесла директриса. Как часто у итальянок, у нее был хрипловатый голос.

– Какой же?

– Не слушайте, что она говорит. Ее нельзя слушать.

Совет был нелепым: я сюда и приехал именно затем, чтобы допросить Агостину. Директриса добавила:

– Она лжет. Это лживый демон.

61

61

Переговорная. Просторная комната с голыми стенами, в которой кое-где стояли школьные столики со скамейками, также выкрашенные поблекшей краской. Высоко под потолком – крохотные окошки, сквозь которые пробивался полуденный свет. Все убранство комнаты сводилось к распятию, висящему напротив меня, настенным часам и табличке с надписью, запрещающей курить. В комнате никого не было.