Улыбаясь, префект постучал в дверь. Взглядом он показал на досье у меня в руках:

– У вас есть нечто, что его интересует.

66

66

Кардинал Казимир ван Дитерлинг стоял у окна в просторном кабинете, заставленном копировальной техникой и растениями в горшках. Стол был завален папками, карточками, книгами. Без сомнения, это был стол префекта Резерфорда. Место, выбранное для встречи, подтверждало мое предположение: она проходила в тайне.

На кардинале было повседневное одеяние высшего сановника Ватикана: черная сутана с окантованной красным накидкой и красными пуговицами, малиновый кушак и шелковая шапочка на голове, тоже красная. Даже в этой будничной одежде служитель церкви не смотрелся буднично, как архиепископ Катании. Сразу видно – церковная аристократия.

Через несколько секунд кардинал соблаговолил повернуться ко мне. Это был гигант – такого же роста, как я. Возраст его определить было невозможно – где-то между пятьюдесятью и семьюдесятью годами. Удлиненное властное лицо, багровое от морского ветра. Он был похож на ирландца – тяжелый подбородок, светлые глаза под опущенными веками, плечи столь широкие, что ему бы бочки поднимать на улицах Корка.

– Мне сказали, что вы учились в семинарии.

Я понял, чего он хочет. Я должен играть по правилам. Я приблизился к нему и встал на колено:

– Laudeatur Jesus Christus, ваше преосвященство…

Я поцеловал массивный кардинальский перстень. Священник перекрестил мне голову и спросил:

– Какая семинария?

– Французское отделение Папской семинарии, – ответил я, поднимаясь с колена.

– Почему вы не завершили свое образование?

Он говорил по-французски с легким фламандским акцентом. У него был низкий голос, говорил он медленно, но очень четко. Я ответил с почтением:

– Потому что я хотел работать на улице.

– Что вы имеете в виду?

– На улице, ночью. Там, где царят порок и насилие. Там, где молчание Господа наиболее ощутимо.

Кардинал стоял, повернувшись ко мне вполоборота. Солнце заливало ему плечи и воспламеняло ярко-красный затылок. Его бирюзовые глаза были хорошо видны даже против света.

– Боюсь, что молчание Господа ощутимее всего в душе человека. Мы должны действовать именно в этой сфере.