Ага. Отлично получается нагнать мурашек на соседскую девчонку! Макс голову слегка наклонит, сверкнет прищуренными серыми глазами из-под челки, как будто говорит: «А я, голубушка, знаю все-все-все твои секреты».

Когда Вероника услышала, что Ковалев теперь работает в полиции, то аж похлопала в ладоши: «Ну надо же — браво! Нашел свое призвание. Догадался не зарывать талант в землю!» Довольно просто получилось вообразить, как действует на преступников фирменный взгляд Ковалева. Ему, естественно, никаких излишних методов устрашения применять не нужно. Посидит полчасика напротив подозреваемого, задумчиво зубочистку погрызет, с преступника за это время семь потов сойдет: «Этому оперу уже все обо мне известно!» Ну и расколется, как тот орех.

Сегодняшним вечером взгляд Максима чего-то требовал от Вероники с подведенным животом. Предлагал в чем-то покаяться, чего-то осознать и сразу повиниться. «В чем был и не был виноват…» При встречах с Ковалевым есенинская строчка звучала рефреном.

— Ну что, зараза… — мрачно протянул явившийся сосед, — гадалка недоделанная… Увела у меня Марьяну? Да?!

Вероника онемела, поправила сползший на глаз полотенечный тюрбан. Что еще за новости?! Что он несет, куда она могла его жену увести?!

Ковалев догадался, что выразился туманно и даже двусмысленно, добавил конкретики:

— Чего ты ей там нагадала-наплела? А?!

— Я?! — Полумятова выпустила тюрбан и приложила ладони к груди.

По совести сказать, отрекалась она чисто автоматически, на нервах и с испугу. Поскольку, что греха таить, вина была. Но не такая, чтобы…

— Макс, да какая из меня гадалка… — промямлила совестливо. — Так, развлекались… несерьезно…

— А развелась она всерьез, — пригвоздил Максим.

Упираясь мрачным взглядом в переносицу соседки, он отцепил пальцы от косяка, впечатал ладонь в грудину Полумятовой и спиной назад втолкнул ее в прихожую. И сам зашел. Захлопнул дверь.

Вероника, едва не вылетев из шлепанцев-вьетнамок, зажмурилась: ей показалось, что нетрезвый полицейский сейчас ей вмажет!

Но обошлось. Обойдя зажмурившуюся хозяйку, как столб, Ковалев по-свойски двинулся к кухне.

Ника приоткрыла один глаз, скосила его на пыльные мужские башмаки, топающие по безукоризненно чистому паркету, но предлагать поменять ботинки на тапочки не решилась. Себе дороже. О разводе Ковалевых она слышала, но обвинять себя в разладе их семьи не собиралась.

Когда-то перед пацаном с фантастическими шалыми глазами не устояла первая красавица их школы. Разумеется, пока юные супруги Ковалевы усердно грызли гранит университетских наук, в молодой семье была тишь да гладь да развлечения. Чуть позже Максим круто променял цивильный адвокатский промысел на пыльную работу опера. И начало-о-ось… По словам выучившейся на кардиолога Марьяны.