Макиннис выругался, затем с опаской двинулся по высокой, до колена, траве. Всё как-то нелепо… может, это просто розыгрыш или… извращенная игра, как у тех типов из Нортфилда?
Он посветил по кустам:
— МИССИС ЯНГ?
Черт, он и сам не заметил, как упал. Только что стоял, и вот уже лежит плашмя на спине, наблюдая, как горящий фонарик, описывая дугу, летит в колючие кусты.
— ЧЕРТ!
Пауза, затем заработала рация, висевшая у него на плече.
Ни за что в жизни Макиннис не признался бы, что грохнулся на задницу.
— Всё в порядке… Фонарь уронил…
— От растяпы слышу.
Констебль выключил рацию и поднялся на ноги. Всё промокло: брюки, куртка, футболка, трусы, носки. Просто блеск… Фонарь все еще светился. На секунду он решил оставить его там, но потом сообразил, что мокрее стать невозможно, и медленно двинулся вперед.
Фонарь оказался всего в двух футах от внешнего края кустарника. Макиннис опустился на четвереньки и попытался дотянуться до него.
Пока он копался, шипы раздирали ему тыльную сторону ладони. Идиотский фонарь… Ну давай же… Ветка, камень… что-то липкое… О боже… только не собачье дерьмо, пожалуйста, только не собачье дерьмо… фонарь! Макиннис перекрестился. Хорошо хоть никто не видел, что он вел себя как последний мудак.
Когда он вытаскивал фонарь из кустов, луч уперся во что-то маслянисто-темное. Кровь… Его рука была в крови… Впереди он заметил что-то белое. Ступня…
Констебль замер, затем повел лучом выше: лодыжка, нога, бедро, ягодица… На животе лежала женщина, в трусах и бюстгальтере. Ее шея была разрезана так глубоко, что голова еле держалась. Женщина была мертва, очень мертва…
— О господи…
Констебль сел на корточки, потянулся за рацией и нажал на кнопку вызова.