– Да, наверное… Слушай. А может, что-то произошло и он вынужден залечь? Ты ж знаешь, он не станет перезванивать, пока работа не сделана как надо. Только после этого.

– Не знаю.

– Я знаю. А как так складывается, что про перемену планов тут знают чуть ли не все, кроме меня? Я прямо-таки идиотом смотрюсь перед той колумбийской сукой.

– Бро, ну сколько раз тебе говорить, чтобы ты не обсуждал со мной вопросы по моему домашнему телефону?

– Драть твою лети, Джоси. Мы же занимаемся ганджей. Ты ж мне так и сказал, когда посылал меня сюда: «Все силы на ганджу». Но ни разу не заикался насчет «беляка».

– Брат, говорю тебе уже в четвертый раз. Ганджа – слишком хлопотно и, черт возьми, объемно. А «беляк» меньше занимает места, а денег за него в семь раз больше.

– Не знаю, не знаю. Знаю только, что эти кубинцы мне не по нраву. Уж на что коммуняки были гадки, но эти, в Америке, вообще оторвы. И никто из них не умеет водить машину.

– Кубинцы или колумбийцы? Реально, брат, я сейчас на тебя и на них разорваться не могу.

– Особенно та баба – вообще отморозь. Та, что всем рулит. Просто безбашенная. Всю ночь лижет своим шлюшкам манду, а назавтра их грохает.

– Кто тебе это сказал?

– Да сам знаю.

– Ревун, давай я тебе сам завтра перезвоню по «Джаминтел»[202]. А то в такую ночь у телефона, сам знаешь, уши могут отрасти. Сходи пока куда-нибудь, развейся.

– Это в каком смысле?

– Да в таком. Только не устраивай больше хрени вроде той, что на прошлой неделе в «Мирамаре».

– Ну, а что мне оставалось? Тот мужик мне просто в жопу въелся…

– Всё! Ты как думаешь, как мне быть с Паваротти?

– Дай ему время до утра. Если от него ничего не услышишь, то довольно скоро услышишь о нем.

– Ладно, Ревун, спокойной ночи. И не доверяйся той колумбийской суке. Я только на той неделе допёр, что она – лишь привал перед пунктом, куда мы в самом деле метим.

– Н-да? И что ж это за пункт, милый мой человек?