Казалось, все испытали облегчение. Но не Морван: он видел дальше и выше. Видел картину, которая вырисовывалась за сценой преступления. Видел, как воскресает его самое потаенное прошлое. Годы его становления – они же худшие во всей его взрослой жизни – возвращались под фанфары.

– Сержант сказал мне, что ты идентифицировал жертву.

Фитусси уже вернулся, с видом пресыщенного гробовщика, руки в карманах и брюхо вперед.

– Ее звали Анн Симони. Ей двадцать шесть. Работала в отделе регистраций.

– Как ты ее опознал?

– По татуировкам.

Фитусси, который Морвана ненавидел и боялся, поиграл бровями:

– Откуда ты ее знаешь?

Префект нацепил темные очки. Ничего общего с «рей-банами» дивизионного комиссара – очки от Армани, которые напоминали ему о Бреа и одиночных прогулках на яхте. И все же он сказал себе, что сейчас они оба походили на братьев Блюз.[97]

– Я вытащил ее из дерьма, когда решался вопрос об условно-досрочном. Нашел ей жилье и работу в префектуре.

– Понимаю.

– Ничего ты не понимаешь, и советую тебе держаться подальше от этого дела.

Фитусси покраснел, как будто ему залепили пощечину.

– Что за тон? – выдавил он, оскорбленным жестом снимая очки.

– Самый правильный в данной ситуации. Ты не понял, что происходит?

– У нас труп на руках и…

– Нет. У нас серийный убийца, каких Париж еще не видал. Мерзавец, который выстраивает цепочку жертв, как ты – пивные банки на журнальном столике, когда смотришь матч.

– С чего ты взял?

Морван бросил взгляд на мужчин, застегивающих мешок для трупов.

– Знал я одно похожее дело.