Эрван помчался на площадь Бово, где отец оставил для него досье с данными по Гаэль. Все хранилось в компьютере, но также на клочках бумаги, по старой привычке работника внутренней безопасности. Невозможно стереть машинную память, но вот бланк можно сжечь или проглотить – в самом прямом смысле: при помощи слюны и жевания.

Он быстро просмотрел отчеты. Парни сработали топорно. Изучив ее предыдущие разговоры – с момента исчезновения Гаэль не пользовалась ни мобильником, ни кредиткой, – они сосредоточились на ее ближайшем окружении: друзья, знакомые, подруги по тяжелой работе… Все впустую. Они перетрясли ее квартиру и пришли к выводу, что беглянка взяла с собой мобильник и записную книжку – ну и, конечно, наличность.

Но был самый простой способ узнать о планах и кастингах Гаэль: позвонить ее агенту Барбаре Соаз, владелице компании «Синенова» на улице Сент-Амбруаз, в Одиннадцатом округе. А ведь никто с ней не связался.

19:00. Есть еще шанс застать там кого-то, но лучше съездить лично. С ревущей сиреной Эрван вновь оказался на набережных. По дороге он мысленно пробежал план собственного расследования после того, как отыщет сестру. Человек-гвоздь, Африка, отец: он не собирался отметать эти следы, но решил заняться ими сам.

Прежде всего выяснить, действительно ли Тьерри Фарабо мертв. Затем изучить его историю с помощью Падре, но также и протоколов процесса, которые ему предстоит добыть. Когда призраки влияют на сегодняшнюю реальность, они становятся вещественными доказательствами.

Слова Старика постоянно крутились у него в голове. Признания в духе Морвана: не поддающиеся дешифровке. Как-то один полицейский сержант высказался довольно откровенно: «Твой отец столько врет, что невозможно поверить даже в обратное тому, что он говорит». Эрван был согласен: старый сексот мастерски владел искусством смешивать правду с ложью.

Менее чем за двадцать минут он доехал до улицы Сент-Амбруаз. Прямо напротив церкви того же названия, рядом с концертным залом «Батаклан» располагался офис «Синеновы». Эрван припарковался на пешеходном переходе, опустил противосолнечный козырек, на внешней стороне которого значилось «Полиция», и заодно рассмотрел свое лицо в зеркале. Губы вроде уже не так распухли, да и синяки проходили. Он отклеил пластыри: и так сойдет.

Универсальный ключ. Домофон. Третий этаж. «Позвоните – и заходите». Несмотря на поздний час, маленькое актерское агентство гудело как улей. Одна начинающая актрисуля ксерила сценарий, другая, в слезах, объясняла рассеянно слушающей ассистентке, что ее выжила «стерва, которая просто дала кому надо». Еще одна стояла неподвижно, глядя куда-то в пустоту. Ее губы что-то беззвучно шептали. Наверняка репетировала роль. Обстановка навевала мысль о приемной психиатра.