– Так что он решил, что сгрести все акции под себя – это перебор.
– Но это не я!
Низкий голос Морвана сорвался на писк, прежде чем утонул в глухом гуле вентилятора.
– Лучше б тебе это доказать, ага. А то он тебя очччень огорчит. Кабонго, он такой: может и твою печень по почте заказать, а может адвокатов напустить, чтоб обгрызли тебя дочиста. По мне, так не знаю, чё хреновей.
Он с трудом понимал жаргон Люзеко. Единственное, что он уловил, – пора слетать в Киншасу. Но сначала он должен заполучить имена настоящих скупщиков – чтобы представить их генералу в залог доверия.
Где Лоик? Работает с досье? Или накачивается кокаином в каком-нибудь продвинутом клубе, пережевывая свой развод?
Он отошел к бетонным опорам и встряхнулся, пытаясь понять, кого напоминает ему Люзеко в своем черном костюме. И вдруг его озарило: в высоком белом корсете для шеи, с как будто приставленной сверху головой негр походил на гигантскую шахматную фигуру – короля или слона, из эбенового дерева и слоновой кости.
– Если ты решил шутки со мной шутить, – завершил разговор Морван, – ты у меня собственные яйца сожрешь.
– Лучше свои побереги: забот тебе хватит.
64
64
23:00. Эрван въехал в широкий сумеречный пояс, окружающий Париж с его огнями. Нечто обратное кольцам Сатурна. Эти мрачные предместья нагоняли на него жуть. Густые леса. Залитые темнотой поля. Пропитанные влагой и печалью дома, сомкнувшиеся над своими тайнами…
Он съехал с автострады и теперь катился по шоссе в обрамлении ослепленных фарами деревьев. Уткнувшись в ветровое стекло, он пытался разглядеть дорогу. Листва, казалось, отвечала ему тем же, летя навстречу. Дорога сама вела его по своему выбору.
Он уже сожалел о той жестокости, которую проявил, – трепке, заданной Кевину, изувеченном пальце Пайоля… Плевать ему было на обоих поганцев, но мусульманская поговорка гласит: «Что причинишь другим, сначала причинишь себе». А себя он чувствовал потерянным, проклятым, во власти собственного зверства.
Первая кара настигла его незамедлительно: проснулись привезенные из Бретани травмы. В лихорадке дня он про них почти забыл. Зато теперь они напомнили о себе так, что игнорировать их было сложно. Глухая боль в груди, колотье под ребрами. Не считая чудовищной мигрени, которая сжимала голову стальным обручем.
Он проскочил Бьевр и опять оказался в лесу. Дорога раскручивалась сумеречной лентой, высветить которую до конца фары не могли. И снова деревья склонились к нему, как ночные чудовища к заснувшему ребенку.
Самый подходящий момент, чтобы связаться со своей командой: он уже пропустил созвон в восемь вечера, а теперь не окажется на месте еще и в полночь. Всем должно быть любопытно, чем он занят. Он уже достал мобильник, когда GPS возвестил, что он прибыл на место.