– Да ладно тебе.
– Женщины меня презирают – я шлюха, женщина-предмет, но на самом деле это я контролирую ситуацию. Женщину толкает на рабство не задница, а сердце!
Он достаточно наслушался. Задание было выполнено: опасность устранена, Гаэль снова в форме.
– Ладно, – бросил он, надевая пиджак, – отдыхай. Я пошел.
– Ты ничего не знаешь о жизни! – закричала она, вскакивая. – Мужчины – свиньи! Они способны сунуть тебе член в руку прямо под столом. Заставить облокотиться о раковину и содрать трусики. Запустить руку тебе в задницу в любом темном закоулке!
Эрван побелел. Как настоящий мачо, то есть нечто прямо противоположное тому скотству, которое только что описала Гаэль, он не переносил и мысли, что кто-то дурно обращается с его сестренкой.
Наверно, она прочла это в его глазах:
– Расслабься, я же тебе сказала, у меня все под контролем.
Он направился к двери. Она яростно двинулась за ним:
– В этом моя власть! Для женщины кончать – это все равно что самострел!
Теперь она орала во весь голос, несмотря на открытую дверь. Ярость Гаэль заставила испариться его собственную. Эрван обожал ее и ничего не мог с этим поделать. Ее красота его завораживала. Ее ярость вызывала в нем прилив нежности. К ней вернулась ее природная бледность. Ее голова матрешки, круглая и гладкая, как скульптура Бранкузи. Ее глаза, такие светлые, что напоминали паковый лед в июне, когда он медленно превращается в море…
Он вернулся и сказал самым мягким голосом, на какой только был способен:
– Успокойся, Гаэль. Мы пытаемся оправиться от одной и той же раны, ты и я. Я полицейский, ты девушка из эскорта. Я прячу свою жестокость под личиной закона, ты философствуешь, чтобы оправдаться, но истина проста: никто не в силах изменить наше детство.
Она хотела ответить, но он ее опередил:
– В сорок два года у меня за спиной десять лет общения с психоаналитиками, две язвы, я постоянно хожу к остеопатам и надеваю на ночь специальный аппарат, чтобы не скрипеть зубами. А ты в свои двадцать девять всегда спишь со светом.
– Откуда ты знаешь?
Слезы катились по ее щекам, такие тяжелые и белые, что казались каплями свечного воска.
Он наклонился и поцеловал ее:
– Отдохни. Я завтра позвоню.