Эрван не стал ждать ни ответа, ни комментариев. Вышел из комнаты и направился к лестнице. Еще раз проверил мобильник и осознал, что ждет звонка Софии.

Решительно, голова у него забита не работой.

91

91

Грегуару Морвану повезло: несмотря на ветер, самолет приземлился во Флоренции, а не в Пизе, как это частенько случалось. В остальном поездка была отвратительной. Гигант был отформатирован под бизнес-класс или под первый на дальних рейсах, а не под такие куцые перелеты с их болтанкой.

С сумкой через плечо, он пересек маленький аэропорт и поймал такси. Золотистый свет, мягкий воздух, приятное тепло. Наслаждайся настоящим раем и забудь про остальное.

Еще и десяти не было. Встреча у него назначена в полдень, в ресторане на Виа Строцци. У него оставалось время посетить места былых чудес.

Во Флоренции два лишних часа превращаются в два часа истинной жизни.

Он велел отвезти себя на площадь Синьории, но не стал задерживаться перед стоящими почти вплотную монументальными статуями. Не остановился он и перед галереей Уффици справа, сразу направившись в переплетение узких улочек центра. Он чувствовал себя в тепле и безопасности, в непосредственной близости к божественной частице, заложенной в каждого человека. Флорентийское Возрождение было чистым воплощением этой частицы – как и частицы дьявола. Человек превзошел себя во всех сферах искусства именно тогда, когда руки его были по локоть в крови. Морван обожал слова героя детектива «Третий человек» Гарри Лайма. А говорил он приблизительно так: «В течение тридцати лет в Италии были Борджиа, гражданская война и террор. В результате у них появились Микеланджело, Леонардо да Винчи и Возрождение. В Швейцарии было пять веков мира и братства, и что они получили в результате? Часы с кукушкой!»

Он дошел до Пьяцца делла Сантиссима Аннунциата с ее прекрасной крытой галереей сиротского дома. Это совершенное строение с изогнутыми изящными сводами, увенчанными терракотовыми медальонами с изображением спеленатых младенцев, архитектор Брунеллески создал в пятнадцатом веке. Морван с 1987 года делал взносы на счет приюта вместе с Детским фондом ООН. Никто не знал, почему французский даритель питал такое пристрастие к этому месту. Полагали, что его интерес вызван тем, что он и сам потерял родителей в очень юном возрасте (по его собственным словам). Приписывали его щедрость и великолепию самого здания: вершина Кватроченто.

Но настоящей причиной была ruota.[118]

Слева, на краю фасада, была предусмотрена дверца с конструкцией в виде барабана, расположенная горизонтально и ровно той ширины, чтобы туда можно было положить новорожденного. На протяжении веков незамужние матери открывали эту дверцу, клали внутрь своего ребенка, а потом звонили в колокол, чтобы предупредить сестер. Тогда круг поворачивался, и на другой стороне доставали ребенка, так и не увидев лица недостойной родительницы.