Светлый фон

– Слушаюсь… – я посмотрел на портрет Гитлера на стене и щелкнул каблуками, – сэр!

Фриц бросил на меня сердитый взгляд.

– Дурак! Этот портрет маньяка-мазилы висит здесь как напоминание, что я сбежал от больших ублюдков и попал сюда к мелким. Господи, фасад студии «Максимус филмз» – точная копия Бранденбургских ворот! Да опусти куда-нибудь свой Sitzfleisch![185]

Sitzfleisch

Я опустил свой Sitzfleisch и открыл рот от удивления.

Sitzfleisch

Ибо за спиной у Мэгги Ботуин оказался самый невероятный иконостас, какой я когда-либо видел в жизни. Он был ярче, больше и прекраснее, чем алтарь из серебра и золота в церкви Святого Себастьяна.

– Фриц! – воскликнул я.

Ибо весь этот алтарь был заполнен мятными ликерами, бренди, виски, коньяками, портвейнами, бургундским и бордо, которые лежали на полках слоями хрусталя и выпуклого сверкающего стекла. Все это переливалось, как подводная пещера, откуда косяками могли бы выплывать искрящиеся бутыли. Над нею и вокруг нее было развешано бессчетное множество резных скульптур из шведского хрусталя, стеклянные фигурки Лалика[186], уотерфордские штуки[187]. Это был парадный трон, ложе, где появился на свет Людовик XIV, гробница Эхнатона, коронационная зала Наполеона. Это была витрина магазина игрушек в ночь Рождественского сочельника. Это было…

– Как ты знаешь, – сказал я, – я пью редко…

У Фрица выпал монокль. Он поймал его и вставил на место.

– Что будешь пить? – рявкнул он.

Мне удалось избежать его презрительности, вспомнив вино, о котором он сам как-то упоминал при мне.

– «Кортон»[188], – сказал я, – тридцать восьмого года.

– Ты действительно думаешь, что я открою свое лучшее вино для такого, как ты?

Я с трудом сглотнул слюну и кивнул.

Выждав момент, он подскочил ко мне и взметнул вверх свой кулак, словно собираясь одним ударом свалить меня на пол. Затем кулак опустился, с неким изяществом, рука Фрица открыла дверцу стеклянного шкафа и достала оттуда бутылку.

«Кортон», 1938 год.

Он стал закручивать штопор, скрипя зубами и поглядывая на меня.

– Я буду следить за каждым твоим глотком, – проворчал он. – И если замечу на твоем лице хоть малейший намек на то, что тебе не нравится… чпок!