– А ты привык бы? И что удивительного в том, что он прятался, а поздно ночью выходил из туннеля и сидел в этом кресле? Это не глупее и не умнее того, что показывается на киноэкранах по всему миру. В каждом захудалом городишке Европы люди начинают походить на нас, сумасшедших американцев, одеваться как мы, выглядеть как мы, разговаривать, танцевать как мы. Благодаря кино мы завоевали весь мир, но так глупы, что не замечаем этого. А раз так, то что, я спрашиваю, удивительного, если человек, вынужденный скрываться, имеет наклонности к творчеству?!

Я помог ему снова повесить зеркало на свежую штукатурку.

– Скоро, когда все успокоится, – сказал Мэнни, – мы позовем тебя и Роя обратно и будем строить Марс.

– Только никаких чудовищ.

Мэнни помолчал в нерешительности.

– Поговорим об этом потом.

– Хм.

Я бросил взгляд на кресло.

– Найдешь ему замену?

Мэнни задумался.

– Лучше отращу задницу. Раньше я все откладывал. Думаю, в этом году будет самое то.

– Достаточно большой зад, чтобы оседлать нью-йоркский головной офис?

– Ну, если я приложу мозги в то же место, куда и зад, – конечно. После его ухода у меня грандиозные планы. Не хочешь примериться?

Я долго рассматривал кресло.

– Нет уж.

– Боишься, что сядешь и больше не встанешь? Все, проваливай. Придешь через четыре недели.

– Когда тебе понадобится новая концовка для «Иисуса и Пилата», или «Христа и Константина», или…

Прежде чем он успел увернуться, я пожал его руку:

– Удачи!

– Надеюсь, он говорит это искренне, – проговорил Мэнни, закатывая глаза в потолок. – Черт побери!