У Кей по щекам катились слезы, и она их не вытирала.

— Майкл прислал тебя сюда, чтобы ты сказал мне все это? — спросила она.

Хейген посмотрел на нее с нескрываемым удивлением:

— Ты понимаешь, что говоришь, Кей? Конечно, нет. Он послал меня сюда, чтобы я сказал тебе: у тебя будет все, что ты захочешь, и ты можешь жить так, как тебе вздумается, если только ты будешь заботливо воспитывать его детей. Он сказал еще, — Хейген улыбнулся, — что ты — его дон. Но это, конечно, шутка.

Кей коснулась рукой руки Тома:

— Так значит, ты не должен был говорить мне то, что сказал?

Хейген с минуту помедлил, точно сомневаясь, стоит ли договаривать все до конца, и ответил серьезно:

— Ты так и не поняла, наверное. Если Майкл когда-нибудь узнает, о чем мы говорили здесь сегодня, я погиб, — он еще помолчал, но договорил: — Ты и дети — единственные на свете люди, кому он никогда не сможет причинить вреда.

Еще добрых пять минут они тихо сидели рядом. Потом Кей встала, Том поднялся следом. Почти у самого дома она спросила:

— Ты сможешь отвезти нас с мальчиками домой после ужина?

— Конечно, — ответил Том, — я для того и приехал.

А через неделю Кей попросила католического священника подготовить ее для перехода в новую веру.

Из глубины купола возник и раскатился под сводами прозрачный колокольный звон. Кей поднялась с колен и вместе с другими причащающимися прошла к алтарю. Она истово сжимала перед собой сомкнутые ладони. Священник словно вырос перед нею, она запрокинула голову, чувствуя на языке тонкую хрустящую облатку тела господня. Сейчас, пока облатка не растает во рту, она еще не отрешилась от мирских дел и забот, от мыслей о себе и о детях. Но вот, наконец, благость снизошла на ее душу: очищенная от всех грехов, смиренная и верующая, она скрестила руки у алтаря, слегка расслабив мышцы ног, чтобы не уставали колени. Теперь, свободная от суетных мыслей и желаний, полная надежды укрепиться в своей вере, Кей Адамс-Корлеоне вознесла к небесам молитву — как возносила ее каждый божий день с того дня, когда узнала об убийстве Карло Рицци, — молитву о душе своего возлюбленного мужа Майкла Корлеоне.