— Но неужели даже в юности вам не хотелось украсить себя чем-нибудь вроде… этих пуговиц?

— Мода тогда была совсем другая. И признаюсь, несколько раз я уступал ее искушениям. — Тут на ум мне пришла цитата из Библии, и я произнес с легкой печалью в голосе: — «Когда я был ребенком, я рассуждал по-детски. Став взрослым мужем, я оставил детские рассуждения». Ладно, мне надо идти к себе, — прибавил я после недолгого молчания. — В кабинете меня ждут бумаги.

Несколько неуклюже я поднялся со своего стула, и Марк поспешил ко мне, чтобы помочь.

— Я прекрасно справлюсь сам, — раздраженно остановил я его.

Резкая боль, пронзившая спину, заставила меня поморщиться.

— Разбуди меня на рассвете, — распорядился я. — И скажи Джоан, чтобы приготовила сытный завтрак.

Взяв свечу, я поднялся по лестнице. Меня ожидали загадки куда более сложные, чем головоломные изображения на пуговицах.

ГЛАВА 3

ГЛАВА 3

На следующее утро мы с Марком, как и собирались, покинули дом на рассвете. Было второе ноября, День всех усопших. Проведя весь вечер за чтением бумаг, я так утомился, что крепко спал всю ночь и утром проснулся в неплохом настроении. Как ни странно, я ощущал, что душу мою охватило волнение. Некогда я был учеником монахов; впоследствии стал убежденным противником всего того, что они защищали. Ныне мне предстояло проникнуть в их тайны и вывести на свет их злодеяния.

За завтраком я торопил Марка, который все никак не мог окончательно проснуться. Наконец мы вышли на улицу. За ночь погода резко изменилась; холодный, пронзительный ветер, прилетевший с востока, подморозил грязные колеи на дороге. Закутавшись в подбитые мехом дорожные плащи, подняв капюшоны и натянув теплые перчатки, мы уселись на лошадей; порывы ветра, бившего нам прямо в лицо, заставляли слезиться глаза. На поясе у меня висел кинжал; до сей поры, он выполнял исключительно роль украшения, однако сегодня утром я не преминул собственноручно наточить его на кухне. Марк, разумеется, был опоясан мечом; этот превосходный клинок из лондонской стали, он приобрел на свои собственные сбережения, дабы посещать фехтовальные классы.

Переплетя руки в виде ступеньки, он помог мне взобраться на Канцлера, так как сесть в седло без посторонней помощи мне было затруднительно. Затем Марк вскочил на Красноногого, своего могучего чалого жеребца, и мы тронулись. К седлам лошадей были привязаны тяжелые дорожные сумки, где находились наши вещи и деловые бумаги. Марк все еще зевал, не в состоянии полностью стряхнуть с себя сон. Сбросив капюшон, он принялся причесывать свои всклокоченные волосы; впрочем, все его усилия были напрасны, потому что ветер тут же спутывал их вновь.