– Вы вор, Гесслер. Обычный преступник.

– Вор? Нет, мистер Аллон, я ничего не крал. Я приобрел с помощью ловкой тактики в делах великолепную частную коллекцию произведений искусства вместе со сногсшибательным личным богатством. Но я не вор. А как насчет вас и вашего народа? Вы блеете о предполагаемых преступлениях швейцарцев, а ведь ваше государство стоит на земле, украденной у других. Картины, мебель, драгоценности – это всего лишь вещи, легко заменяемые. А вот земля – это совсем другое дело. Земля – это навечно. Нет, мистер Аллон, я не вор. Я победитель, как вы и ваш народ.

– Пошли вы к черту, Гесслер.

– Я кальвинист, мистер Аллон. Мы, кальвинисты, считаем, что богатство на Земле даруется тем, кто будет принят в рай на небе. И если богатство, собранное в этих комнатах, что-то значит, я отправлюсь в противоположном направлении от ада. Характер вашей будущей жизни, боюсь, внушает меньшую уверенность. Вы можете сделать оставленное вам время на этой Земле менее неприятным, если ответите на один простой вопрос. Где находятся картины, которые вы вынули из сейфа Аугустуса Рольфе?

– Какие картины?

– Эти картины принадлежат мне. Я могу представить документ, подтверждающий, что Рольфе передал их мне незадолго до своей смерти. Я законный владелец этих картин, и я хочу получить их назад.

– Могу я взглянуть на этот документ?

– Где картины?

– Я не знаю, о чем вы говорите.

Гесслер отпустил плечо Габриеля.

– Кто-нибудь, уберите его, пожалуйста, отсюда.

46 Нидвальден, Щвейцария

46

Нидвальден, Щвейцария

Медикаменты перестали действовать, как и знал Габриель, и боль вернулась сильнее прежнего, словно она воспользовалась передышкой, чтобы подготовиться к последнему нападению. Каждый нерв в его теле, казалось, одновременно рассылал боль. Она заполнила его мозг, и он начал дрожать – от этой сильной неконтролируемой дрожи тело его болело еще больше. Его тошнило, но он молил Бога, чтобы рвоты не произошло. Он знал, что от спазм при рвоте возникнет новое страдание.

Снова он стал пытаться уйти в свои мысли, но теперь воспоминание об Отто Гесслере и его коллекции мешало. Гесслер в халате и солнцезащитных очках; залы, набитые награбленным нацистами искусством. Он не знал, было ли это правдой или просто так подействовали медикаменты, которые ему дали. «Нет, – подумал он. – Это правда». Вся эта коллекция там, собранная в одном месте, но недосягаемая для него. Недосягаемая и для всего мира.

Дверь открылась, и он весь напрягся. Кто это? Прихвостни Гесслера идут убивать его? Сам Гесслер пришел, чтобы показать ему еще одну залу, набитую утраченными мастерами? Но когда его клетушка наполнилась светом, он понял, что пришел не Гесслер и не его бандиты.