– Отличная штука, полковник, – заявил Лонсдэйл, с видом собственника оглядывая гондолу изнутри. – Честно говоря, я удивлен, что дирижабли так мало распространены. Туристы должны руками и ногами хвататься за такую возможность посмотреть страну. К тому же в нем не болтает.

Фицдуэйн кивнул с лукавым видом. С тех пор как Эл потренировался в позаимствованном Килмарой дирижабле “Скайшип АИ-600” – очень похожем на тот, в котором они находились в настоящее время, – он превратился в бывалого воздухоплавателя и считал своим долгом пропагандировать новый вид транспорта.

– Приятно и не болтает, пока погода держится, – отозвался Фицдуэйн. – Любой серьезный ветер, и может понадобиться гигиенический пакет. Во всяком случае, так мне рассказывали.

Лонсдэйл ухмыльнулся. Действительно, ахиллесовой пятой дирижаблей было их поведение во время сильного ветра. Обладая огромной площадью поверхности, наполненная газом оболочка воздушного корабля превращалась в парус и способна была раскачиваться и нырять почище чем лодка в штормовую погоду. В один из первых своих тренировочных полетов Лонсдэйл попал в сильный ветер и даже заболел воздушной болезнью, чего с ним не случалось уже давно.

– Выдумывают, – ухмыльнулся снайпер. – К тому же в тот день была паршивая погода, и мой пилот был не таким опытным, как эти двое. Я не думаю, что сегодня у нас будут какие-то неприятности.

Увидев, что Фицдуэйн приподнял брови, он поспешно добавил:

– Я имею в виду – с погодой.

Фицдуэйн рассмеялся. Сержант был прав. Погода была почти идеальной, к тому же в ночную пору дирижаблю не грозили даже восходящие потоки воздуха, если только избегать заводов и других столь же мощных источников тепла. Огромный воздушный корабль, приводимый в движение двумя бензиновыми двигателями “порше” с воздушным охлаждением, вращавшими огромные винты с изменяющимся в двух плоскостях углом атаки, медленно скользил над городом, славно старинный парусник.

Это был удивительно приятный способ путешествовать.

Как только Шванберг взошел на борт дирижабля, его хорошее настроение мгновенно улетучилось. Вместо него он почувствовал тяжесть в животе, которая только усилилась, стоило воздушному кораблю оторваться от земли.

Поначалу он отнес это ощущение к симптомам воздушной болезни. Теперь же, стоя в носу гондолы и глядя в один из иллюминаторов, Шванберг снова почувствовал нарастающее беспокойство, которое не имело никакого отношения к выносливости его организма. Он не знал точно, что именно случилось; просто что-то тревожило его, что-то казалось неправильным, а он доверял своей способности предвидеть неприятности.