– Алла акбар!

– Смерть за веру – праздник святых!

– А-а-акбар!

Когда Андрей спустился с вершины к лагерю, его уверенность в монолитности команды Иргаша была подорвана самым неожиданным образом.

– У нас предательство, – сказал Иргаш, скрипнув зубами.

– Что случилось? – Андрей напрягся, приняв его слова на свой счет, и, стараясь не выдать себя поспешными движениями, медленно опустил руку в карман, где лежал пистолет. Хотя понимал, что вряд ли сумеет его вынуть: рядом стояли Кашкарбай, Дика и Алхазур.

– Сбежал Кангозак. Сбежал, забрав два автомата и боеприпасы. – Иргаш зло сплюнул и тут же растер плевок ботинком. – Не хотел осквернять рта этим именем, да вот пришлось.

Андрей все еще ощущал слабость в ногах, но не от усталости, а от пережитого стресса.

– Он работал на кого-то чужого?

Кашкарбай, стоявший рядом с Иргашем, пристально посмотрел на Андрея. Точно так же взглянул на него Иргаш. Кривя губы в гневе, сказал:

– Это не имеет значения. Родимое пятно измены не отмывается даже кислотой. Далеко он не убежит. Я вытащу из него наружу кишки и обмотаю ими его ноги…

– И все же он кому-то служил, разве не так?

Андрей чувствовал, как к его горлу приближается комок отчаяния. Неужели Халиф, обещая помощь, сделал ставку на этого грязного вонючего дурака, который, как всякий трус, носил страх в ножнах ножа и, зная это, не выдержал опасности, едва приблизился к месту битвы?

– Всякий, кто сегодня поднимается против нас, – жестко сказал Иргаш, – служит мировому еврейству, работает на Израиль и на Америку.

– Что теперь делать?

– Я приказал усилить охрану лагеря. Запрещен выход за обозначенные границы. А тебе, мастер, надо гнать работу как можно быстрее.

– Хорошо, я стану стараться. Но выходить из лагеря буду.

– Зачем?! – Кашкарбай сразу окрысился. – Порядок один для всех.

– Я буду ходить в гости. К чабану Тюлегену. Или он у вас тоже под подозрением?

– Пусть ходит, – Иргаш опустил руку на плечо Кашкарбая. – Ты сам проверил казаха?