— Нет, — промолвила она, качая головой. — Я не думаю, что ты убил папу.

Я не верил своим ушам! Я был вне себя от счастья. Мне хотелось высоко подпрыгнуть и завопить от восторга. Но я сумел взять себя в руки, так как знал, что предстоит пройти еще немалый путь.

— Гамбургер? — спросил я, глядя на ее пустую тарелку. — А мне казалось, что ты такую пищу никогда не употребляешь.

— Теперь это моя страсть, — сказала Лайза. — Ты, видимо, решил, что я в моем состоянии должна питаться мороженым с шоколадными чипсами? Но это не так. Я теперь обожаю гамбургеры и картошку фри.

— Как ты себя чувствуешь? Как ребенок?

Ее рука машинально легла на живот, и мне казалось, что я замечаю, как увеличилась ее талия. Но это, видимо, всего лишь разыгралось мое воображение.

— Я чувствую себя плохо. Почти каждое утро меня тошнит. И по вечерам иногда тоже. — Она посмотрела на меня, и я увидел в ее глазах счастливый блеск. Я видела ребеночка, Саймон! В пятницу я прошла ультразвуковое исследование. Он настоящий человечек. У него есть головка, он двигается и все такое прочее!

Я очень пожалел, что не присутствовал на УЗИ, но вслух ничего не сказал. Дождь закончился.

— Пойдем отсюда, — предложил я.

Мы вышли из закусочной. Я не знал, где мы находимся, и мне было совершенно безразлично, куда мы шагаем.

— Сначала я не собиралась приходить, — рассказывала Лайза. — Но затем, как ты и рассчитывал, извлекла письмо из мусорного бака и, прочитав, вошла по телефону в сеть «Нет Коп». Я просидела над файлами до утра и пришла к выводу, что с «Невроксилом-5» что-то определенно не так. Но видеть тебя все равно было выше моих сил. Я сказала Эдди, что не пойду. А затем, когда миновало время встречи, я стала чувствовать себя все хуже и хуже. Хорошенько подумав и вспомнив о тете Зое, я решила, что мне следует с тобой встретиться. И ты все еще был там!

— Еще немного, и меня бы там не оказалось, — сказал я, сжимая ее руку.

Мы шагали по лужам, лавируя между прохожими. Над нашими головами в просветах облаков появилось голубое небо, и лучи солнца упали на умытые дождем викторианские строения, придавая этому изрядно потертому царству хиппи совершенно новый, сказочный вид.

— Чем ты все это время занимался? — спросила Лайза.

Я рассказал ей обо всем. Я долго и подробно говорил о «Ревер», «Био один», Арте, Джиле и Крэге, о том, как в меня стреляли, и, конечно, о ней. Все мысли, которые копились в моей голове последние недели, словно прорвав невидимую запруду, изливались сейчас неукротимым потоком. Во всем мире Лайза была единственным существом, которому я мог сказать все без утайки. Я был бесконечно счастлив, что получил возможность снова с ней говорить.