– Ты ведь знаешь, это неправда. Политика меня сейчас не волнует. Я расследую обычное уголовное преступление, только и всего.

– Знаю, но не все с тобой согласны. Как я слышала, У сейчас в Пекине развил бурную деятельность. А он близко знаком со многими важными шишками.

– Ничего удивительного!

– Кроме того, критикуют твои стихи. Кое-кто называет их политически вредными. Якобы стихи – лишнее доказательство твоей ненадежности как члена партии.

– Возмутительно! Не понимаю, какое отношение к делу имеют мои стихи!

– Хочу дать тебе один совет – если ты примешь его от меня. – Не дожидаясь ответа, Ван продолжала: – Перестань пробивать лбом кирпичную стену!

– Спасибо за совет. Не волнуйся, Ван, я решу свои проблемы… и твои тоже.

Она молчала. Чэнь слышал в трубку ее учащенное дыхание. Когда Ван заговорила снова, старший инспектор уловил в ее голосе неподдельное беспокойство – и что-то еще.

– Чэнь!

– Что?

– Представляю, как ты измучен. Хочешь, я приеду к тебе? Если, конечно, ты не против.

– Я просто немного устал, – почти механически ответил Чэнь. – Надо выспаться, и все будет нормально. А кроме сна мне вроде бы ничего и не нужно.

– Уверен?

– Да. Спасибо тебе большое.

– Тогда… береги себя.

– Ты тоже.

Он повесил трубку, но из будки вышел не сразу.

Истина в том, что он понятия не имеет, как решить свои проблемы. Не говоря уже о ее проблемах.

Прошло две или три минуты. Тишина. Чэнь отчего-то ждал, что она позвонит еще. Но телефон молчал.

Ван волнуется за него. Она журналистка и сразу чувствует перемены в политической ситуации. Когда Чэнь обращался к Ляо по поводу выездной визы для Ван, тот обещал помочь; но тогда над старшим инспектором еще не сгустились тучи. А сейчас… Чэнь вполне понимал ход мыслей Ляо. Зачем помогать человеку, чью карьеру можно считать конченой?