– У него еще есть дом во Франции, – объявила Хоуз. – Хотя не думаю, что нам повезет сделать обыск и
Шивон повернулась к Ребусу:
– Местные жандармы выполнят эту работу за нас, как только мы сможем найти кого-нибудь, кто знает французский настолько, чтобы оформить поручение.
– На это потребуется время, – сказал Ребус, глядя в зеркало заднего вида, – Может быть, именно там и находится этот дневник.
–
– Почему ты не сказал, что говоришь по-французски?
– Так никто и не спрашивал. К тому же я не хочу быть отстраненным от участия в обыске.
– Как только вернемся, – холодно объявила Шивон, – сразу же подойдешь к старшему следователю Прайду.
– Не уверен, что моего французского будет достаточно, чтобы составить такие специфические фразы, как…
– Мы купим тебе словарь, – оборвала его Шивон.
– Я помогу, если смогу, – пришел на помощь Ребус.
– А насколько хватит
– Тебя устраивает
С заднего сиденья донесся смех. Лицо Шивон помрачнело, она, казалось, еще крепче, чем прежде, сжала руками рулевое колесо, словно оно было единственной вещью в ее жизни, которой она еще могла управлять.
Они проехали по ухабистым дорогам эдинбургских пригородов Крейгмиллер и Нидри, пересекли городскую черту и взяли курс на Массельбург – самопровозглашенный «Честный город». Хайндз спросил, как и почему возникло это название, но никто из сидящих в машине не смог ничего ответить. Инвереск оказался зажиточным пригородом у городской черты. Здесь новые дома появлялись на свет редко. В большинстве здесь стояли большие старые здания, стоящие на большом расстоянии друг от друга. Они либо прятались за высокими стенами, либо располагались в конце длинных извилистых проездов. Это было убежище для политиков и телезвезд, где они могли скрыться от пристального внимания общества.
– Это что-то новое для меня, – вполголоса произнес Хайндз, не отрывая взгляда от окна.