– Скажите, эти досье… хранилища, кажется? Так они у вас называются?

– Да, хранилища.

– Вы когда-нибудь делали копии этих досье?

– Зачем? Чтобы получить нагоняй от Эндрю?

Любопытно. Гнев Эндрю Стерлинга – главный сдерживающий фактор. Не полиция, не уголовная ответственность.

– Значит, вы не делали копий досье?

– Никогда. Если в программе вирус, или в редакторе сбой, или интерфейс барахлит, я могу увидеть часть статей или заголовки, но не больше. Этого достаточно, чтобы понять суть проблемы и дописать код или уничтожить вирус.

– А не мог ли кто-нибудь разведать ваши пароли и проникнуть в базу данных? Ну, и скачать досье?

Мамеда подумал.

– Нет, мои пароли никто не мог узнать. Я не храню их в письменном виде.

– Вы часто заходите в помещения ячеек данных и Центра приема информации? Или, может, в одни заходите, в другие нет?

– Да, конечно. Без этого я не смог бы выполнить свою задачу – обеспечить бесперебойный поток информации.

– Не могли бы вы сказать, где были в воскресенье между двенадцатью и четырьмя часами дня?

– А! – Понимающий кивок. – Так вот, значит, к чему все шло. Был ли я на месте преступления.

Пуласки с трудом выдерживал злой взгляд черных глаз собеседника.

Мамеда оперся обеими ладонями на стол, будто хотел встать в негодовании и броситься вон, хлопнув за собой дверью. Однако остался на месте и только сказал:

– Утром я позавтракал с друзьями… – После некоторого замешательства добавил: – Они мусульмане – вам, наверное, надо это знать.

– Я…

– А потом весь день я провел в одиночестве. В кино сходил…

– А в кино тоже в одиночестве?