Светлый фон

— На отпечатке были заметны следы дегидрации и сжатия ткани. Так происходит, когда кожа сморщивается. Тело, наверное, было в ужасном состоянии. Вы, видимо, обнаружили его в подвале. Я угадал? Он очень любит прятать свои жертвы именно в подземельях.

Деллрей не обратил никакого внимания на это выступление, а продолжал ходить по комнате, обнюхивая ее, словно гигантский терьер:

— Где вы прячете наши вещественные доказательства?

— Какие доказательства? Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Послушай, ведь ты же сломал мою дверь! И в прошлый раз вломился сюда без стука. А теперь просто вышиб ее!

— Знаешь, Линкольн, еще полчаса назад я собирался извиниться перед тобой, но…

— Это весьма благородно с твоей стороны, Фред.

— Но теперь мне очень хочется надрать тебе задницу!

Райм взглянул на микрофон с наушником, болтающийся у кровати. Сейчас он представил себе, как там надрывается Сакс, пытаясь понять, что случилось с их аппаратурой.

— Отдай мне вещдоки, Райм. Ты себе даже не представляешь, какую опасную игру ты затеял.

— Том, — неспешно произнес Линкольн. — Агент Деллрей напугал меня, и я уронил свой аудиоплеер с музыкой. Ты не поднимешь мне его? И помоги с наушниками.

Помощник мгновенно сориентировался и вернул передатчик на место, так, чтобы Деллрею не был виден микрофон.

— Спасибо, — благодарно кивнул Райм, а потом неожиданно добавил. — Кстати, я сегодня еще не мылся. Как ты думаешь, может быть, мы сделаем это прямо сейчас?

— Я только ждал вашего слова, у меня давно все готово, — подхватил Том с интонациями прирожденного актера.

— Ну, давай же, откликнись, Райм! Ради Бога! Куда ты пропал?

Внезапно Амелия услышала в наушниках голос Тома. Он звучал неестественно высокопарно и наигранно. Видимо, там у них что-то произошло.

— Между прочим, я приобрел новую губку, — сообщил голос Тома.

— И, кажется, неплохую.

— Райм! — выкрикнула Сакс. — Что у вас там творится?

— Отдал за нее семнадцать долларов! Надеюсь, вам она понравится. Сейчас я вас поверну, и мы займемся обтиранием.

Вдали послышались еще какие-то голоса, но разобрать их было невозможно.