Тут Белл обратил внимание на одного из санитаров. Юный латинос выглядел вполне безобидно, но детектив все же кивнул Уилсону. Тот остановил юношу и проверил его удостоверение.

Крисси находилась в смотровой уже около пятнадцати минут. Почему никто не выходит, чтобы сообщить о том, как обстоят дела?

— Но знаете, Роланд, — сказал прокурор, — за те месяцы, что мы расследовали заговор в Кантон-Фоллзе, я неизменно считал дело Констебля черным. Я никогда не видел в нем оттенков серого. Я преследовал этого типа как мог. — Он печально засмеялся и выглянул в коридор. — Куда же запропастился доктор? — Грейди снова опустил голову. — Но если бы я увидел хоть какой-то оттенок серого, если бы не охотился за ним с такой энергией, если бы шел на компромиссы, возможно, он не нанял бы Вейра. Возможно, он не стал бы… — Прокурор кивнул в сторону смотровой и заплакал.

— Думаю, ваш профессор был не прав, Чарлз. По крайней мере в отношении таких людей, как Констебль. Любой, кто сделал то, что сделал он… ну, с ними не может быть никакого серого цвета.

Грейди вытер слезы.

— Ваши мальчики, Роланд, когда-нибудь были в больнице?

«Только навещали свою мать — ближе к концу». Но об этом Белл умолчал.

— Да так, ничего серьезного — лечили синяки и ссадины после игры в софтбол[21].

Грейди кивнул.

— От этой игры дух захватывает. — И снова выглянул в пустой коридор.

Через несколько минут там кто-то появился. Заметив Грейди, врач в зеленом халате направился к нему.

— Чарлз! — тихо сказал Белл.

Но Грейди уже поднял голову.

— Черное и белое кино, — прошептал он. — О Господи! — И поднялся навстречу доктору.

* * *

Линкольн Райм смотрел на вечернее небо, когда раздался телефонный звонок.

— Приказываю — ответить на звонок.

Щелк.

— Да!

— Линкольн? Это Роланд.