Я прикрыл глаза, прислонился головой к стене. Что толку в этих размышлениях, думать надо о том, как отсюда выбраться. Если мне перережут глотку и бросят умирать в каком-нибудь закоулке, от всех моих открытий никому пользы не будет. Невольная дрожь пробрала меня — слишком явно представился весь ужас положения. Не впервой моя жизнь подвергалась опасности, но такой беспомощности перед лицом неотвратимой смерти я еще не испытывал.

Я вытянул шею, пытаясь хотя бы ослабить боль в напряженных челюстях, но от этого движения разошлась рана на горле и начала сильно кровоточить; я всхлипнул от боли и невольно втянул глубже забитый мне в глотку шарф. Конец его попал в дыхательное горло, и я стал задыхаться, только головой мотал, испуская еле слышные стоны. Лишь когда я с грохотом рухнул и начал извиваться на полу, Хамфри сообразил, что что-то случилось, подскочил ко мне и принялся выдирать кляп у меня изо рта. Он извлек наконец проклятый шарф, а я остался валяться на полу, жадно втягивая в себя воздух. Из глаз потоком лились слезы.

— Я не буду вам кляп обратно засовывать, доктор Бруно, только не зовите на помощь, а то мне придется вас ударить, — почти извиняющимся тоном прошептал Хамфри, озабоченно оглядывая меня.

— Он на самом деле собирается меня убить? — прохрипел я, когда голос отчасти вернулся ко мне.

Хамфри растерялся, крупное доброе лицо его сморщилось — долг и сострадание раздирали эту истинно христианскую душу.

— Он говорит, вы предадите нас графу Лестеру, — прошептал он, и глаза его расширились в испуге. — Нас отвезут в Тауэр и вздернут на дыбу, всех, даже женщин. И вдову Кенни тоже. А я не позволю мучить вдову Кенни, — угрожающе добавил он.

— Ты любишь ее? — мягко спросил я паренька.

Хамфри изо всех сил закивал головой.

— Она взяла меня в дом, когда я пришел в Оксфорд, — заговорил он, по обыкновению, нараспев. — Шесть лет тому назад это было. Теперь у меня есть дом, хорошая работа и все равно что семья.

— И она тебя любит, Хамфри, в этом я уверен. Твои родные тоже были католиками? — сквозь мучительный кашель спросил я.

Он снова изо всех сил покачал головой — каждый его жест был по-детски чересчур энергичен для выразительности.

— Вдова Кенни и мастер Дженкс научили меня настоящей вере. Теперь я знаю, что мы должны защищать ее от еретиков.

— Ты сказал, «женщин будут мучить», — припомнил я. — Сколько женщин ходит на ваши собрания?

Хамфри замялся с ответом.

— Полно, Хамфри, через несколько часов я буду мертв. Что за беда, если ты поможешь мне скоротать время, поболтав со мной? — принялся я уговаривать его. — Это будет доброе дело, Хамфри!