Он был так искренен, что я невольно расхохотался.

— Вы, отец Джером? Вы дадите мне отпущение? Вы, приживший внебрачное дитя и помышлявший убить его вместе с матерью, вы, ставший виновником смерти двух человек, которые угрожали вам разоблачением, — вы дадите отпущение мне? Вся моя ересь сводится к нескольким книгам по астрономии и философии. Если Бог, как вы утверждаете, в день Страшного суда будет взвешивать наши грехи, чьи, по-вашему, окажутся тяжелее?

Джером на миг опустил глаза, но тут же их поднял:

— Когда Сатана искушал Христа в пустыне, разве он соблазнял Его женщинами, плотским грехом? Нет, он прельщал Его грехом гордыни, он предлагал Христу сравняться с Богом. Я согрешил, но мой грех был грехом плоти, плоть за него и расплатится. Но вы, в гордыне и в ослеплении, вознамерились постичь устройство мироздания и сместить Землю с того места, которое предназначено ей по Слову Божьему и по учению Отцов Церкви. Вы — прямой наследник падшего ангела!

— Лучше уж такая родословная, чем идущая от Каина, — отвечал я. — Даже если бы я и захотел примириться с Церковью, из ваших рук я отпущение не приму.

— Воля ваша. — Он пожал плечами и оставил сосуды с елеем стоять на ларце. Заперев ларец, снова спрятал ключ под рубашку и обернулся ко мне: — Как ни странно, Бруно, вы нравитесь мне. В другое время я бы с радостью вступил с вами в дискуссию. Меня готовили главным образом для академических споров, а вы — достойный оппонент. — Он грустно улыбнулся. — Мы с вами во многом похожи, хоть и стоим по разные стороны великого разлома. Сколько вы ни твердите насчет терпимости, вы презираете компромисс так же, как и я; вы пошли на величайшие лишения ради ваших убеждений, как и я; и вы мужественно пойдете ради них на смерть, как пойду и я, когда пробьет мой час. Я глубоко уважаю вас, Бруно, и сожалею о том, что вы не присоединились к нам.

— Так ради этого нашего сходства окажите мне одну услугу, отче, вместо отпущения, — перебил я его. Джером бросил на меня вопросительный взгляд, и я продолжал смелее: — Отпустите Софию, пусть она вернется домой. Не доводите до конца злое дело, пощадите хоть одну невинную жизнь.

Тяжкий вздох буквально сотряс его.

— Как вы не понимаете, Бруно? Дома у нее больше нет. Нет для нее места в Оксфорде. Семья отвернется от Софии, потому что она приняла старую веру, католики будут презирать ее, как падшую женщину.

— Но католичкой и падшей женщиной она стала благодаря вам! — сквозь стиснутые зубы прорычал я. — А теперь вы хотите от нее избавиться, развязать себе руки! Все ее грехи — это ваши грехи, отче!