Лучше еще раз попробовать связаться с Полом Кубриком, чтобы сообщить ему последние новости.

«Еще и лучше, смогу вернуться к себе», — подумал он, забыв на минуту, что они с Джулией не связаны никакими официальными либо гражданскими обязательствами. Но, возможно, это недолгое пребывание под одной крышей стало для него чем-то большим, о чем он даже не подозревал. В любом случае одно он знал твердо, что счастлив каждый вечер видеть улыбку этой женщины, которую любил все больше. «Счастлив» — было ли это слово подходящим? Возможно, он просто был совершенно одурманен?

Томас спустился по ступенькам и направился к машине, оглядывая напоследок резиденцию критика, словно неосознанно ища некую важную деталь, как вдруг он заметил, что окно дома приоткрыто.

Ему в голову пришла сумасшедшая идея.

Он снова поднялся по ступенькам, постучал молотком, выждал несколько секунд, постучал в дверь еще раз, но уже сильнее, чтобы убедиться, что в доме действительно никого нет. Взбудораженный, он посмотрел по сторонам и, увидев, что на улице не видно ни одного прохожего, несмотря на дневное время, двинулся к окну, приподнял его и проскользнул внутрь жилища. Его сердце бешено колотилось.

Что он здесь делает?

Он проник посредством взлома к видному представителю нью-йоркских интеллектуальных кругов — ни более ни менее. Это могло довести его до тюрьмы или, во всяком случае, причинить ему большие неприятности, но отступать было слишком поздно.

Обстановка дома была довольно богатой, в соответствии с идеей о том, что квартиру интеллектуала можно сделать действительно удобной: цветная кожа, изысканные ткани, литографии современных художников, бесчисленные книги по современному искусству, большое количество романов, а также, рядом с телефоном, внушительная пачка бумаги — несомненно, неопубликованная рукопись. Все было уставлено различными африканскими безделушками, что объяснялось, если, конечно, сведения Джулии и Томаса были верными, приверженностью Харви к путешествиям в экзотические страны вроде Марокко или Алжира.

В углу гостиной Томас заметил нечто странное: там стояла металлическая сушилка для белья, где кроме обуви были развешены большие квадратные куски белой ткани, удивительно напоминавшие старые хлопчатобумажные пеленки, вытесненные из обихода памперсами.

Томас на мгновение удивился. Согласно имеющимся данным, критик был холостяком, детей у него точно не было. И потом, как могло случиться, что мужчина, зарабатывавший на жизнь в качестве литературного критика, вынужден был сам заниматься стиркой белья? Томас решил было, что он поступает так, видимо, из жадности. Но доктору Гибсону не удалось углубиться в загадку этой странной сушилки, так как донесшийся слева шорох заставил его подпрыгнуть.