Наступила среда — день, когда я должен был поехать в Кентербери к мистеру Тредголду. Но я не поехал. Все дела, настойчиво требовавшие моего внимания, потеряли для меня всякое значение — единственное желание владело мной теперь, и вскоре оно вытеснило у меня из головы все прочие мысли. Вместо того чтобы отправиться на условленную встречу с мистером Тредголдом, ровно в одиннадцать часов утра я постучался в дверь особняка миссис Мэннерс на Уилтон-Кресент и спросил, дома ли мисс Эмили Картерет.

— Дома, сэр, — ответила служанка. — Вас ожидают.

— Вот видите, я сдержала слово, — улыбнулась мисс Картерет, когда я вошел в гостиную. — Я вернулась, и вы первый, с кем я встречаюсь здесь.

О, как забилось мое сердце от счастья, что мы с ней снова вместе! У нас тотчас завязался живой, непринужденный разговор: мисс Картерет поведала о своем времяпрепровождении в Париже, а я сообщил об улучшении самочувствия мистера Тредголда. Лорда Тансора, сказала она, сейчас нет в Англии, он уехал в свое Вест-Индское поместье, вместе с леди Тансор; Эвенвудская усадьба закрыта, а потому она останется у тетушки в Лондоне до возвращения его светлости.

— Мистер Даунт уехал с ним, — добавила мисс Картерет, искоса взглянув на меня.

— Зачем вы говорите мне это?

— Ну, вас ведь всегда интересует, где находится мистер Даунт и чем занимается.

— Мне жаль, если у вас сложилось такое впечатление, — ответил я. — Могу вас заверить, мистер Феб Даунт не вызывает у меня ни малейшего интереса.

— У меня тоже, — промолвила она. — А теперь, мистер Глэпторн, если вы соблаговолите проэкзаменовать меня, viva voce,[277] на предмет моего знания месье де Лиля, вряд ли я разочарую вас.

Мы восхитительно провели два последующих часа, но потом в дверях появилась миссис Мэннерс и напомнила племяннице о каком-то визите, который они вдвоем должны нанести. Мисс Картерет вышла со мной в холл.

— Вы придете в следующую среду? — спросила она.

Так мой мир начал сужаться до единственной точки всепоглощающего интереса. Я не мог думать ни о чем другом, кроме мисс Картерет; она одна занимала мои мысли. В промежутках между нашими еженедельными встречами на Уилтон-Кресент я жил словно во сне и пробуждался только по средам в одиннадцать утра. Изредка я наведывался вечером в Блайт-Лодж, но всегда уходил пораньше под каким-нибудь предлогом. Однажды Белла спросила, все ли у меня в порядке. Я улыбнулся и сказал, что никогда не чувствовал себя лучше.

— У меня сейчас работы невпроворот, — ответил я на следующий ее вопрос. — Я снова стану самим собой, когда управлюсь с делами.