– Я говорю о воротах на Фордэм-роуд, – напомнила я.

– Понятно. Мы только что узнали о нем. Оставайтесь на месте, где находитесь. Охрана приведет его к вам, хорошо?

Я повесила трубку и позвонила по мобильнику Майку.

– Я уже не стал ждать тебя, Куп, и перезвонил Мерсеру, – ответил он. – Он выслал пару охранников ко мне. Ты внутри? Оставайся в тепле, увидимся через десять минут.

– Он рассказал тебе, что случилось?

– Ты давно искала случая, чтобы выдрать эту зануду, но бросать ее в кустарник… Ты там не выдохлась? У тебя остались силы еще для одного паренька?

– В каком смысле?

– Мерсер сказал, что Джино Гвиди едет сюда. Вы, дилетантки, кажется, здорово разозлили его сегодня с утра. Он весь вне себя, без адвоката и без церемоний.

– Майк, а есть кто-нибудь, кому я не насолила в последнее время?

– Ладно, я скоро буду. Расслабься.

Я повесила трубку и, стараясь ничего не задеть, сняла испачканную кровью куртку и положила ее на кухонный стол.

Постояв минуты две в тишине, я открыла дверь гостиной и вошла внутрь. Здесь все выглядело так, словно Фелпс только что вышел. Высокий торшер горел, а на столе, возле потертого кресла, лежала раскрытая книга, перевернутая кверху обложкой. На подставке стояла полупустая чашка кофе.

Я подошла к столу, подняла книгу и прочитала название. «Лондонские деревья семейства платановых. Научный трактат». Я стала листать страницы, и на пол вдруг высыпались зеленые купюры. Все они оказались достоинством в сто долларов, я сунула их между страниц и положила книгу на стол.

Я была на взводе и не могла просто сидеть. Комната выглядела довольно безлико и неуютно – не верилось, что здесь кто-то жил и достаточно долго. Над камином располагалась полка с фотографиями. Все это были изображения садов и деревьев, вероятно, обожаемые Синклером Фелпсом.

Время шло. Я ритмично ходила по комнате от окна, где надеялась вот-вот увидеть главного смотрителя угодий и Майка с Мерсером, к книжному шкафу у противоположной стены. Подходя к окну, я снова и снова отодвигала тонкую кружевную занавеску, надеясь увидеть хотя бы свет фар, потом снова кружила по комнате.

На одной из полок были еще фотографии. Молодой угловатый Фелпс на лыжах, на другой фотографии женщина с ребенком на руках – возможно, это была его мать. Я улыбнулась: по ее одежде можно было безошибочно датировать фотографию – явно шестидесятые годы – джинсы клеш, блузка в крестьянском стиле, длинные волосы на прямой пробор и символ мира на рукаве у ребенка.

Рядом с домом хлопнула дверца машины. Мне следовало убраться из гостиной, но Фелпс успел открыть дверь первым и застал меня посреди комнаты.