— Опять она! — воскликнул я. — Смотрите, та самая кошка!..

Не успел я закончить фразу, как животное одним махом преодолело разделявшее нас пространство и оказалось рядом с «Железной Девой». Сейчас она походила на ликующего демона, оказавшегося рядом со своим хозяином — покровителем зла. Глаза излучали ненависть, вставшая дыбом шерсть чуть ли не вдвое увеличивала ее действительные размеры, хвост метался из стороны в сторону словно у тигра, видящего перед собой добычу. Хатчесон тоже заметил ее, и, как мне показалось, глаза его засверкали изумленным восторгом.

— Черт побери! Эта «Индианка» объявила нам войну! Что ж, посражаемся, дорогая. Только пока выпроводите ее наружу, а то я со всеми этими веревками и пальцем не смогу пошевелить, если она захочет выцарапать мне глаза. Эй, старик, не забывай про веревку!

Теперь Амелия уже сама попросила проводить ее наружу. Я обнял супругу за талию и повел к выходу, краем глаза успев заметить, что кошка, выгнув спину, изготовилась для прыжка на своего врага.

Однако произошло совсем другое. Неожиданно для всех нас она с диким, даже каким-то адским воем бросилась вперед — на служителя, нацелив вытянутые когти прямо ему в лицо. Когти эти до сих пор стоят у меня перед глазами — длинные, как клинки, которыми она с безжалостной силой вцепилась в лицо бедного старика. Еще один взмах — и от его левого глаза чуть ли не до подбородка протянулась красная, слезящаяся бурой кровью полоса.

С криком ужаса и боли служитель отпрянул к стене, выпустив веревку из рук. Я бросился вперед, но было уже поздно — подобно молнии длинный жгут метнулся сквозь кольцо, и ничем не сдерживаемая громада металла с оглушающим звоном и лязгом соединилась с корпусом «Девы».

За какое-то мгновение перед случившимся я заметил застывшее на лице Хатчесона выражение безмерного ужаса. В его глазах мелькнула смертельная тоска по чему-то, мне неведомому…

С губ несчастного не сорвалось ни единого звука.

Шипы сработали отменно. Когда я все же набрался сил и открыл створку двери, то понял, что конец, к счастью, был почти мгновенным — шипы настолько глубоко вошли в тело Хатчесона, что буквально разрезали его череп на три равные части. Ниже я смотреть не стал…

Лишенное опоры, но продолжавшее оставаться связанным тело вывалилось наружу и с мокрым, чавкающим звуком грохнулось на пол у моих ног, вытянувшись во всю длину. Голова повернулась и застыла, лицо устремило вертикально вверх безжизненный взгляд.

Я подскочил к жене, подхватил ее, так как понял, что обморок неизбежен, и вывел наружу. Положив ее на скамью, бросился обратно.