И попросил Патрика оставить их на несколько минут одних.
— Пойду покурю, — сказал хозяин дома жене и взял с журнального столика айфон последней модели. — Если что — сразу звони, ладно?
Шарко подвинул к дивану стул, сел на него так, чтобы хорошо видеть лицо Корали, но первым делом взглянул на большой живот, из которого так скоро появится на свет новая жизнь. Потер руки, подумал: надо действовать поосторожнее и, не дай бог, не проговориться об открытиях микробиологов!
— Вам ведь скоро рожать? — улыбнулся он.
Корали потянулась за пультом, выключила телевизор. Двигалась она медленно, почти лениво. «Экий у нее цвет лица, прямо-таки перламутровый, — подумал Шарко. — И круги под глазами… И какая молоденькая…»
А она спросила:
— Наверное, вы не затем пришли, чтобы поинтересоваться, когда мне рожать?
Шарко откашлялся.
— В общем, нет, мадам Массон. Вопрос, который я сейчас задам, может показаться вам странным, но ответьте, пожалуйста, страдаете ли вы непереносимостью к лактозе, как и ваш брат?
— Да, а при чем тут это?
— При том, что, как я уже говорил в прошлый раз, наше расследование вывело нас на кое-какие медицинские проблемы, не связанные непосредственно с Феликсом. Это куда шире, я, к сожалению, не могу сейчас рассказать вам всего, но что могу, постараюсь объяснить. А какие отношения с лактозой у вашего отца и какие были у вашей матери?
— Отец может выпить сколько угодно молока, а вот мама… мама тоже не переносила лактозы.
— Вы знаете, что в Европе непереносимость лактозы характерна главным образом для иммигрантов и их потомков?
— Нет, до сих пор не знала. Но все-таки, что именно вам от меня нужно?
— Я предполагаю, что когда-то — давно или, скорее, сравнительно недавно — в вашу семью влилась кровь иностранца… кровь, которая несла в себе эту непереносимость и… ммм… и кое-что похуже. Да, мне кажется, это случилось сравнительно недавно.
Корали, похоже, обозлилась. Она нахмурилась, облизала пересохшие губы, с трудом встала и подошла к комоду, из ящика которого достала альбом. Вернулась и отдала этот альбом Шарко.
— Вот смотрите. Мы никакие не иммигранты, мы французы бог знает во скольких поколениях. Многие члены моей семьи заказывали себе генеалогическое древо, и выяснилось, что можно проследить нашу родословную до начала XVIII века. Копии вы найдете на первых страницах.
Шарко открыл альбом. Действительно, к первым страницам были приклеены сложенные в несколько раз большие листы бумаги, на каждом из которых тянулись в разные стороны ветви генеалогического древа.
— Нисколько не сомневаюсь в достоверности этих документов, — сказал комиссар. — Только ведь ребенок мог родиться от случайной связи, от внебрачной, так что это не отразилось ни на какой из ветвей… Был, скажем, некий обманутый муж…