— Скорее куда-нибудь, — ответил он. — Сначала надо уехать отсюда. А потом мы решим.

— Хорошо, — ответил Геннадий, трогаясь с места. — Пусть милиция разбирается тут с трупами, мы свое дело сделали.

Машина помчалась по пустынной улице.

— Сверните куда-нибудь, — посоветовал Скелет. — Мы можем встретить милицию, и они запомнят наш номер… Или еще что.

— Не думаю, что запомнят, — сказал Геннадий, но все же свернул в переулок и, не разбирая дороги и не сбавляя скорость, понесся вперед.

Освещение тут было слабое, редкие фонари еле горели.

— Сейчас будет Нева, — сказал Геннадий, вглядываясь вперед.

— Я думаю, теперь самое время притормозить и поговорить по душам, — произнес Скелет.

Они говорили только друг с другом — Геннадий Андреевич и сыщик. Феликс находился в прострации и молчал. Он сказал только несколько слов и снова замолчал. Видно было, что он не может пережить то, что с ним случилось.

Санитар же и Хельга молчали вовсе. Они тоже еще не вполне поняли, что произошло.

Да и что они могли сказать этим двум разъяренным мужчинам?

Геннадий остановил машину на углу проулка, там, где он выходил на пустынную набережную Невы.

Небо было темным, по нему медленно, гонимые ветром с Балтики, плыли еще более темные кучевые облака. Звезд не было видно, как и Луны, однако темнота не была кромешной.

В Питере вообще практически не бывает непроглядной темноты летом. Это не юг, где, как пишут поэты — бархатные ночи. Здесь все равно в любую ночную темноту что-то видно.

Набережная была пустая, по ней не ехали машины и не ходили люди. Это была окраина города. В десять часов вечера в центре полно народу, там настоящее столпотворение, а на рабочих питерских окраинах царит запустение.

Несколько плохо одетых парней прошли по осыпавшемуся тротуару мимо остановившейся машины, громко и пьяно споря о преимуществах корейских кассетников перед отечественными… Они не обратили никакого внимания на стоящую у тротуара машину с людьми.

Проехало такси — медленно, старательно объезжая выбоины на проезжей части. Теперь таксисты выкупают свои машины и должны платить за них свои деньги. За машины и за ремонт. Так что больше они не гоняют по разбитым улицам, как сумасшедшие. Они теперь стали такие аккуратные, медлительные, прямо как европейцы. Кто бы мог подумать, что деньги могут сделать с казалось бы неисправимыми людьми?

Геннадий выключил фары и свет в салоне, чтобы машина вовсе не привлекала ничьего внимания.

— Куда мы поедем? — спросил он у Скелета.

— Я сначала хотел бы объяснить вам, — сказал Скелет спокойно, не отвечая прямо на вопрос.