— Кто прислал вам это письмо, Холмс? — спросил я, чтобы сменить тему, все еще ощущая боль в сердце.

— Ерунда. Причуда моего брата. Ему вдруг взбрело в голову, что я заслуживаю рыцарского звания.

— Но ведь это замечательно! — обрадовался я. — В Англии нет человека более достойного такой чести, чем вы. Мои искренние поздрав…

— Я отказался.

Мой друг поднялся с места, чтобы набить табаком трубку.

Я глядел на него не в силах поверить сказанному.

— Вы отказались от рыцарского звания…

— Не прикидывайтесь тупицей. Я же сказал, что отверг эти почести, впрочем, в весьма вежливой форме, — и хватит об этом.

— Но, боже правый, почему? Вы фактически в одиночку загнали в капкан самого ужасного в современной британской истории преступника, и никто даже не узнает об этом. По меньшей мере, вы заслужили…

— Если бы я, руководствуясь какой-то непонятной мне логикой, счел себя достойным рыцарского звания, я бы, без сомнения, принял его, — сердито сказал детектив. Потом добавил, уже более мягко: — Я сказал Майкрофту, что подобной чести заслуживаете скорее вы, и весьма красноречиво отстаивал свою точку зрения. Но, увы, он меня не услышал.

Холмс достал часы:

— Сейчас четверть первого. В половине третьего мисс Монк будет в двух шагах от нас, у доктора Эгера. Я договорился, что она пройдет у него курс лечения. Эгер считает, что Мэри Энн выздоровеет. Почему бы не сходить повидаться с ней, если вы достаточно окрепли? Уверен, что это доставит ей удовольствие.

— И мне тоже. Вы пойдете со мной?

— Только в том случае, если нужна моя помощь. Увы, мисс Монк не узнаёт меня. — Холмс смахнул шприц и бутылочку в просторный карман халата. — Несомненно, Данлеви тоже придет туда. Он просто одержим ею, настоящий маньяк.

— Большинство людей назвали бы это любовью.

— Ваша теория имеет свои достоинства. Но, мой дорогой Уотсон, вы, наверное, умираете от голода? — Распахнув дверь, он вышел на лестничную площадку. — Миссис Хадсон, будьте так любезны, холодный обед на двоих и бутылку кларета! — Я услышал раздавшееся внизу радостное восклицание и последовавшие за ним уговоры. — Дорогая, не сердитесь, что я давеча отослал обед назад.

Я улыбнулся: голос миссис Хадсон звучал все с большей силой и убежденностью.

Холмс вздохнул.

— Через минуту вернусь, Уотсон. Думаю, это именно тот случай, когда капитуляция — наивысшая доблесть.