Он должен, просто обязан от нее избавиться, выбросить ее из своей жизни. «Наверняка, — думал он, — и вчера и позавчера она была с каким-нибудь парнем. Вероятно, она обманывает его уже всю неделю, и, при этом не стыдится угощать его байками о прабабушке Эдит, которую она так самоотверженно навещает».

Он понимал, что должен стать агрессивным и злым для того, чтобы указать Майе на дверь. Но по каким-то, ему самому не понятным причинам, он не чувствовал злобы — только печаль, смирение и полную беспомощность.

Франке снилось, что она забивает в стену гвоздь, чтобы повесить картину. Она изо всех сил била по шляпке, но гвоздь ни в какую не желал входить в бетон.

«Наверное, гвоздь, вообще, невозможно забить в бетон», — подумала она и в этот момент проснулась и растерянно посмотрела по сторонам. Она хорошо понимала, что все это ей приснилось, но почему тогда не стихают удары молотка? Гремело во всем доме, и только через несколько секунд до Франки дошло, что кто-то стоит у входной двери и непременно желает попасть в дом.

Она встала и едва не вскрикнула от боли. От долгого сидения в неудобной позе у нее заныли все суставы, шея болела при малейшей попытке повернуть голову. Книга, которую она читала, упала на пол, и, открытая, валялась на ковре. Несмотря на теплую погоду, Франке было холодно. Неудивительно, что она сразу почувствовала себя несчастной и жалкой.

Она вышла в холл. Беатрис уже спускалась по лестнице — заспанная и растрепанная.

— Что случилось? — крикнула она. — Почему меня никто не разбудил? Уже почти двенадцать часов.

— Я тоже только что проснулась, — призналась Франка. — Мы вчера выпили лишнего.

— Боюсь, что да, — Беатрис потуже затянула пояс халата и раздраженно посмотрела на дверь. — Господи, что за ненормальный так стучит? — она попыталась поправить непослушные волосы. — Вы не откроете дверь, Франка?

Франка подошла к двери и открыла. На пороге перед ней стоял Михаэль.

— Боже мой, — яростно прошипел он, — я уже думал, что никого нет дома!

— Михаэль! — совершенно растерявшись, воскликнула Франка.

Михаэль поднял с крыльца небольшой чемоданчик.

— Я могу войти? Я стою здесь уже целую вечность.

Франка отступила на один шаг.

— Да, конечно.

Михаэль вошел, и Франке показалось, что ясный день потускнел и померк. Франка еще сильнее ощутила пронизавший ее холод, невидимая удавка сдавила горло — это ощущение преследовало ее уже много лет. Ей стало тяжело дышать, грудь с трудом поднималась и опускалась в такт дыханию. Ее охватил противный страх. Страх, неуместный в ее возрасте, неуместный для взрослой женщины. Она помнила, что испытывала его, будучи маленькой девочкой, но почему он вполз в нее сейчас? Но страх был, переполнял ее, поднимался к горлу, и не было никакой возможности от него отделаться.