Больше всего Тому Волеру нравился ее голос. Он подъехал к тротуару, нагнулся над рулем и стал разглядывать розовую виллу, венчавшую собой вершину холма. В лучах послеполуденного солнца в саду угадывалось какое-то животное.

– Очень любезно с вашей стороны, – сказала Вигдис Албу. – Спасибо, что освободили меня от этого Сёренсена, да еще и до дома подбросили.

Волер улыбнулся теплой улыбкой. Он знал, что улыбка получилась именно теплой. Многие говорили ему, что он похож на Дэвида Хасселхоффа в «Спасателях Малибу», что у него такой же подбородок, такая же фигура и такая же улыбка. Он видел «Спасателей» и понимал, о чем идет речь.

– Да нет, это мне следует вас благодарить, – сказал он.

И не погрешил против истины. За время пути от Ларколлена он узнал много интересного. Например, что Харри Холе пытался доказать причастность ее мужа к убийству Анны Бетсен, которая – если память ему не изменяет – некоторое время назад сама наложила на себя руки в квартире на Соргенфри-гате. Дело было тогда возбуждено и закрыто, Том Волер сам констатировал самоубийство и написал заключение. Так чего этот олух Холе теперь рыщет? Пытается отомстить заклятому недругу? Неужели Холе рассчитывает скомпрометировать его – Тома Волера, доказав, что Анну Бетсен убили? Что угодно могло взбрести в голову этому полоумному алкашу, но Волер не понимал, зачем Холе с такой энергией взялся за расследование, которое в худшем случае докажет, что Волер сделал поспешный вывод. Мысль о том, что Харри двигало простое желание раскрыть преступление, он отбросил сразу же: только в кино детективы так бездарно тратят свое свободное время.

Да, восемь месяцев минуло с тех пор, как из-за очередной глупости Сверре Ульсена Эллен Йельтен разоблачила Тома Волера как главного организатора группы, занимавшейся доставкой контрабандного оружия в Осло. Приказав Ульсену убрать ее, чтобы помешать ей предать дело огласке, он отдавал себе отчет, что Холе не успокоится, пока не найдет ее убийцу. Поэтому он и позаботился о том, чтобы самому оказаться на месте преступления и застрелить подозреваемого в убийстве с целью «самообороны» при задержании. Никаких улик против него самого не было, и все же временами у него возникало неприятное ощущение, что Холе напал на след. И что он может быть очень опасен.

– В доме стало так пусто, когда все разъехались, – сказала Вигдис Албу, отпирая входную дверь.

– И как долго вы уже… как бы это… живете одна? – спросил Волер, поднимаясь вслед за ней в гостиную. Ему все так же нравилось то, что он видел перед собой.

– Дети у моих родителей в Нордбю. Я хотела, чтобы они побыли там, пока все не уляжется. – она вздохнула и села в одно из двух глубоких кресел. – Мне надо выпить. А потом позвонить им.

Том Волер стоял и смотрел на нее. Своими последними словами она все испортила, и возникшее было легкое возбуждение пропало. Да и выглядела она теперь старше. Возможно, потому, что начала трезветь. Опьянение сглаживало ее морщинки и смягчало линию рта, который теперь затвердел и стал похож на красноватую щель.

– Присаживайтесь, Том. Сейчас я кофе сварю.

Он плюхнулся на диван, а она вышла на кухню. Он раздвинул ноги и увидел бледное пятно от месячных, такое же, как на диване у него дома.

Воспоминание вызвало у него улыбку.

Воспоминание о Беате Лённ.

О милой, невинной Беате Лённ, которая сидела напротив него за столиком в кафе и глотала каждое его слово, точно сахарную крошку в кофе латте, напитке для маленьких девочек. «По-моему, самое главное – стремиться всегда быть самим собой. Самое главное в отношениях между людьми – это честность, ты не согласна?» С молодыми девушками порой трудно угадать, с каким пафосом произносить подобные банальности, но в случае с Беатой Лённ он попал в десятку. И она послушно последовала за ним к нему домой, где он сварганил напиток, вовсе не похожий на девичий.

Волер невольно рассмеялся. Даже на следующий день Беата Лённ думала, что сломалась из-за усталости и непривычно крепкого для нее напитка. А на самом деле все решила верная дозировка.

Но самое комичное случилось утром, когда он вошел в гостиную и застал ее с мокрой тряпкой перед диваном, на котором он предыдущим вечером сделал ее в первый раз, прежде чем она лишилась остатков воли и началась настоящая забава.

– Извини, – еле выдавила она из себя, едва ли не сквозь слезы. – Мне так неловко, я думала, у меня эти дела только на следующей неделе начнутся.

– Да ничего, – ответил он и потрепал ее по щеке. – Тем более ты же сейчас смоешь эту дрянь.

И поспешил на кухню. Там он открутил на полную мощность кран и несколько раз хлопнул дверцей холодильника, чтобы заглушить свой хохот. Пока Беата Лённ смывала с дивана пятно, оставленное Линдой. Или, может быть, Карен?

Вигдис крикнула из кухни:

– Вам с молоком, Том?

Голос ее прозвучал тяжело и с нажимом, как это принято у жителей западных районов Осло. И к тому же он узнал все, что требовалось.

– Я тут вспомнил, что у меня встреча в городе, – сказал он и, обернувшись, увидел ее в дверях с двумя чашками кофе в руках и огромными удивленными глазами. Как будто он съездил ей по физиономии.

Волер немножко подумал.

– Кроме того, вам надо побыть одной, – сказал он и поднялся, – я вас понимаю, ведь я говорил, что недавно сам лишился друга.

– Сочувствую, – произнесла она потерянно. – Я даже не спросила, о ком идет речь.

– Ее звали Эллен. Моя коллега. Она была мне очень дорога. – Том Волер слегка наклонил голову и поглядел на Вигдис, которая в ответ неуверенно улыбнулась.

– О чем вы думаете? – спросила она.

– Может, как-нибудь заскочу посмотреть, как вы тут поживаете.

Губы его расплылись в еще более теплой, чем прежде, улыбке, настоящей улыбке Дэвида Хасселхоффа, и он подумал, какой хаос наступил бы в мире, если б люди могли читать мысли друг друга.