…Он уснул на краткий миг и проснулся тут же, нашел справа от себя женщину и прижался к ней, и обнял и вторгся, и потом опять уснул и проснулся вновь. Часы на столике, китайская говорящая игрушка, случайно задетая таблетка, клавиши, часы и минуты. И ночь разделилась надвое.

Любая ночь состоит всегда и всюду из двух частей. Одна из них — ненависть, другая — любовь. А может быть — наоборот. Это началось не сейчас. А когда-то было совсем по-другому. Раньше было просто и светло, и даже не ночи были, случались и дни, что умещались в открытую фортку, и воздух, напитанный солнцем, перетекал в комнату из огромного пространства, составлявшего двор, и было это в шестнадцать часов сорок пять минут, как успел он заметить тогда, глянув на часы с гирями, стоявшие справа от шкафа с распахнутой дверкой, и не было металлического голоса со лживой интонацией, раздающегося из китайской игрушки.

Любая ночь теперь состоит всего из двух с трудом различимых личин. Утром Юрий Иванович Зверев и Татьяна Ивановна Гагарина чинно и беспечно, как им это будет казаться, станут примерять свои одежды.

Короткая и случайная ночь. А были так прозрачны и так легки пальцы, зацелованные на взлете. Лица еще не обернулись масками покупателей в магазине «24 часа» и жизнь все скрывала когти и клыки.

Если бы мог сейчас закричать Юрий Иванович, не испугав до смерти Татьяну Ивановну, то сделал бы это. Но если бы он закричал, то крик бы получился жутким.

Он наконец вернулся в мир вращающихся шестерен, которые снова подминали его, подошел к окну.

Все там было как обычно, спокойно и безмятежно, но что-то и не так. Через пятнадцать минут он обнаружил не признаки даже, а какой-то намек на наружку. Этот рефлекс и видение оперативника никогда почти не обманывали его.

— Ты, Таня, за пивком не сходишь?

— А ты, Юра, ничего больше не хочешь у меня попросить?

— Ты сейчас возьмешь авоську и пойдешь.

— Это ты пойдешь туда, откуда пришел. Этажом ниже. Пошел вон.

— Гордость тебя красит. Ну сходи за булкой. Просто выйди.

— Что происходит?

Зверев прогулялся к книжной полке, где за вторым томом Малой советской энциклопедии спрятал ствол. Вообще-то, он принес его сюда во внутреннем кармане куртки, но, учитывая пикантные обстоятельства визита, нашел укромное место.

— Одевайся, выходи. Если хочешь остаться живой.

— Ты кто?

— Дед Пихто. Милиционер-расстрига. Если не уйдешь, погибнешь. Твою квартиру будут брать штурмом люди в черных масках и камуфляже. Нелюбопытный ты человек, Татьяна. Давай договоримся так. Ты идешь сейчас за пивом и возвращаешься. И все. Значит, я ошибся. Я тебе тогда кое-что расскажу. Но даю честное слово, что едва ты выйдешь сейчас из подъезда, из зоны прямой видимости, как будешь встречена и отведена в сторону. Ты — ни при чем. С тобой ничего не случится. Иди.