У Лабара забегали глаза.

— Я просто перестал покупать у него.

— Еще одно… Однажды вечером вы при свидетелях заявили, будто прибьете его, как собаку, если он не прекратит ухаживать за вашей женой?

Портной пожал плечами.

— Право же, это только словесное преувеличение, обычное для хватившего лишку… К тому же мне надоели грубые шутки в мой адрес, игривые усмешки, провожающие меня повсюду… Мне кажется, у себя дома я волен делать, что захочется?

Установилась тишина. Эрали нервно покусывал карандаш. Бургомистр Бине с наигранным безразличием смотрел в окно. Перо судебного секретаря Де Миля продолжало скользить по бумаге.

— Поверьте, господин следователь, — наконец произнес Лабар, — все это выеденного яйца не стоит. Виру убил какой-нибудь бродяга или кто-то из цыган, про которых никогда не знаешь, куда и откуда они идут… Конечно же, это не кто-то из местных. Я родился в Сент-Круа и не помню, чтобы здесь когда бы то ни было кого-нибудь убили.

Эрали нагнулся к собеседнику:

— Что вы делали прошлой ночью, Лабар? Вы можете мне сказать?

— Разумеется!

Лабар рассмеялся:

— Вы просите меня представить то, что вы называете алиби, не так ли?.. Вот оно… Как всеща, около семи часов я закрыл лавку, опустил ставни. Моей жене нездоровилось. Отказавшись от обычной партии в бридж, я примерно с час погулял после ужина… Потом вернулся…

— В котором часу?

— Когда я вошел на кухню, как раз пробило половину десятого. Жена уже легла.

— Она спала?

— Да, я ведь вам сказал…

— Значит, она не может подтвердить, что вы вернулись именно в это время?

— Она — нет… Но моя сестра живет с нами, которая может это сделать. Она штопала чулки у огня, когда я вернулся.

— А! — сказал Эрали. — Но… извините меня… Возможно, вы опять ушли..; позднее?

— Позднее?