— Ты всегда думал, — сказал Билл. — Наверное, увидел в том какой-то символ.

— Я был вдрызг пьяный.

Билл широко улыбнулся. Пфефферкорн очень любил и всегда ждал эту улыбку. Сейчас в ней таилось отчаяние, но все равно он вновь почувствовал себя пупом земли. Не желая, чтобы она угасла, он задал новый вопрос:

— Что еще ты помнишь?

— Арт…

— Говори.

— Все помню.

— Правда?

— Конечно.

— Тогда рассказывай. Рассказывай все.

Шли вдоль берега. Рычал и плескался прибой. Колокол отбил десять ударов. Шли дальше. Плотный холодный песок сиял, словно танцпол. Колокол прозвонил одиннадцать раз. Память вела археологические раскопки, воссоздавая разрушенный облик прошлого. Песчаная коса уперлась в утес, нависший над океаном. Волны шарахались о камни, оставляя витые пенистые следы, похожие на лассо. Пфефферкорн и Билл привалились к источенной водой скале.

— Берлин, — сказал Пфефферкорн. — В два часа ночи ты вышел из комнаты.

— Раз ты говоришь…

— Хорош придуриваться.

— Ну помню, помню.

— Куда ты ходил?

— Встречался с девушкой, куда еще.

— Что за девушка?

— Мы познакомились в парижском поезде.