Она собрала со стола какие-то счета и положила их на книжный шкаф, поправила скатерть и поставила варить кофе. Потом села на стул и принялась ждать, когда стихнет журчание воды в кофемашине.

Нина поставила на стол кружки, молоко и сахар, когда раздался звонок в дверь.

Журналистка, как обычно, была похожа на неубранную постель. Она вошла в квартиру со своей красивой большой сумкой, в толстом пуховике и, как всегда, без умолку говорила:

— Я обнаружила нечто общее для всех этих дел, чего раньше не замечала, и, наверное, сама бы в это не поверила, если бы не реакция Филиппа Андерссона. Он утверждает, что невиновен, и действительно доказательства, по которым его приговорили, представляются весьма шаткими. Либо он очень хороший актер, либо страшно запуган и деморализован…

— Сядь, пожалуйста, — сказала Нина, выдвигая из-под стола стул, голосом, который приберегала для упрямых пьяниц и мальчиков на мопедах. — Какой тебе кофе?

— Черный, — сказала журналистка, усевшись на краешек стула и выудив из сумки блокнот. — Я тут кое-что записала, но не могу понять, что это все значит.

Нина, глядя на корреспондентку краем глаза, налила кофе.

В ней было что-то маниакальное. Во всяком случае, она была напряжена сверх всякой меры. И походила на бойцового бульдога, сцепившего челюсти. Разжать их он уже не способен.

«Она не смогла бы работать полицейским офицером. Ей не хватает дипломатичности».

— Приговор огласят завтра, — сказала Нина, садясь напротив Анники Бенгтзон. — Так что, пожалуй, уже поздно представлять какие-то улики и доказательства.

— Это не доказательства, — сказала журналистка, — это дополнительные косвенные детали.

Нина мысленно вздохнула: «Дополнительные детали».

— Поняла, — сказала она. — О чем же они нам говорят?

Корреспондентка задумалась.

— Это долго рассказывать. Факт заключается в том, что, как это ни ужасно, я сама в это не верю. Слишком это жестоко, расчетливо, цинично, но если человек жесток и циничен, то в принципе это вполне возможно.

Нина не придумала, что сказать, и поэтому промолчала.

Читая свои записи, Анника Бенгтзон грызла ногти.

— Есть несомненная связь между убийством на Санкт-Паульсгатан и убийством Давида Линдхольма, — сказала она. — Тебе это не приходило в голову?

Нина молча ждала продолжения.

— Всех жертв сначала поражали в голову. На Санкт-Паульсгатан их били по голове топором. Давиду пустили пулю в лоб. Потом следовало надругательство над телом. Не укради. Жертвам отрубали руки. Не прелюбодействуй. Жертве отстреливают мошонку с членом. В обоих случаях совершается символическое действо…