— Ну и сволочь.
Ошеломленная, потрясенная ответом, я отвернулась от него.
— Тебя бы туда… — удалось выдавить мне.
— Да не ты, — отмахнулся Карло. — Я про Пола. Пол этот повел себя как последняя задница.
Я сидела, часто-часто моргая и силясь понять, отчего это прозвучало не как прощение, не как покаяние. Один настоящий мужчина в моей жизни называет другого настоящего мужчину задницей. Я уже просто не знала, что думать.
— И ты решила, что я такой же, как он. Видишь ли, когда я учился на пастора, часть своей практики проработал тюремным священником. Мне приходилось соборовать перед смертью убитого заточкой в ухо. Я провожал приговоренного на казнь, когда еще не отменили электрический стул, и оставался наблюдать, как плавится его тело. За кого ты меня принимаешь, за слезливого попика с вином для причастия вместо спинного мозга?
— А нет. — Мне удалось осторожно изъять из интонации знак вопроса.
— Еще как нет. Это было бы отвратительно!
И все же у меня оставались сомнения.
— Погоди, а это, случаем, не один из маневров типа «снизойти, чтобы покорить»? — спросила я.
Карло проигнорировал мой вопрос.
— Не понимаю, почему ты от меня утаивала столько себя.
Я взорвалась:
— Ты не хотел знать! Помнишь наше первое свидание? Ты рассказал мне историю о человеке в маске. Ты все дал понять четко и ясно.
— И что, по-твоему, я дал понять?
— Сознательно или нет, ты дал понять, что ты хороший, а я плохая. — Перед глазами вдруг пронеслось видение тела Песила, наверное уже не в первый раз. — Что мне надо скрывать все, что видела, все, что сделала, и притворяться такой же хорошей, как ты.
— Боже мой, ты думала, я не представлял себе, чему ты могла быть свидетелем? О’Хари, у меня степень доктора философии и доктора теологии, и я не тупой. Тебе надо-то всего лишь ничего не скрывать.
— Перфессер, пожалуйста, не заставляй меня говорить тебе чистую правду. Вряд ли из этого выйдет что-то хорошее. Я быстро разонравлюсь тебе.
— Это твой шанс. Ничего другого я тебе предложить не могу.
— А как по-твоему, есть шанс, что ты не бросишь меня?