Девушка в очках, наверное, тоже почувствовала это, потому что глаза ее налились слезами. Люди забормотали, нарушив тишину. Человек в фетровой шляпе нахмурился, словно ожидая объяснений.

Мальчик как будто ничего не замечал.

Нужно было что-то сделать, поэтому я подалась к нему:

– Джесс, милый. Люди смотрят…

– Кто вы? Что вам тут нужно? – вопросил человек в фетровой шляпе.

Джесс вскинул глаза, и девушка в очках начала плакать. Как и женщина, владевшая обувным магазинчиком. Их слезы только расстроили этого человека.

– Я спросил: кто вы?

Вокруг заговорили громче. Это был радостный гомон.

– Милый, – повторила я.

Джесс сказал:

– А!

Он как будто повернул выключатель, и его рубашка и брюки сделались нормального цвета. Он перестал сиять. Он стал просто восемнадцатилетним парнишкой.

– С тобой все в порядке, мама?

Он смахнул кусочки апельсина с моих волос.

– Да, – ответила я, хотя это было не так.

– Vien.

«Пойдем».

Он взял меня за руку и поднял мою сумку. Радостно улыбаясь, уверенно кивая, он повел меня через ошеломленную толпу субботнего рынка Порлеццы.

Я охотно следовала за ним; отчаянно хотелось его обнять, но, когда мы добрались до улицы, все или смотрели на нас, или шли в нашу сторону. Я перехватила взгляд женщины в блузке с цветами. Должно быть, у меня было умоляющее лицо, потому что она закричала рыночной толпе:

– Почему вы докучаете мальчику и его матери? Они вам ничего не сделали!