Но этого не случилось.

Человек с детонатором что-то крикнул и бросился вперед. Остальные устремились вслед за ним. От кладки осталась лишь груда битого кирпича, над которой, медленно оседая, повисло пыльное облако. Лучи фонариков были бессильны проникнуть сквозь него. Впрочем, вскоре посреди завихрений пыли образовались небольшие дыры, пропускавшие свет. Лучи фонарей упали, нет, не на битый кирпич, и не на камень стены, а в темное пространство, скрытое до этого кирпичной кладкой.

Один за другим люди Драговича нырнули в образовавшуюся дыру. Эбби тотчас почувствовала на зубах и языке пыль. Казалось, пылинки проникли ей даже в легкие. К горлу подкатил комок тошноты. Стиснув зубы, Эбби шагнула внутрь.

В самой глубокой части катакомб лучи семи фонариков скользили по стенам, которые не видели света вот уже семнадцать столетий. Подземная камера, хотя и была чуть просторнее, напомнила Эбби гробницу в Косове — примерно три метра в длину и почти столько же в ширину, с довольно низким сводчатым потолком — его высоты хватало лишь на то, чтобы стоять во весь рост. Стенные росписи, покрывавшие буквально каждый квадратный дюйм, были довольно эклектичны: голуби, рыбы, шеренга солдат на плацу, чисто выбритый Иисус, выглядывающий из-за огромной Библии, бородатые святые и пророки с посохами в руках. В одном конце помещения располагалась округлая ниша, по обеим сторонам которой была нанесена христианская символика, огромных размеров христограмма и ставрограмма.

Между ними, заполняя собой тесную нишу, стоял саркофаг. Нет, не обыкновенный каменный, в каком нашли свое последнее пристанище останки Гая Валерия Максима. Эбби с первого взгляда заметила разницу. Этот был сделан из гладкого пурпурного камня и украшен изящной резьбой: внизу навстречу друг другу скакали две шеренги всадников, а на крышке целая флотилия вела морское сражение. Даже в свете фонариков каждая деталь была отчетлива и бросалась в глаза: каждое весло, каждый гребец, каждое кольцо на кольчуге, каждый узел на канате.

— И как только они затащили все это на такую глубину? — задумчиво произнес Майкл.

Драговин прошел через подземную камеру и, склонившись над саркофагом, прижался к нему щекой и раскинул руки, как будто пытался слиться в объятиях с древним камнем.

— Порфир, — произнес он, — право и прерогатива императоров.

— Это гробница Константина? — робко спросила Эбби.

— Константин был похоронен в Стамбуле. — Драговин оторвался от саркофага и повернулся к Майклу: — По-моему, это гробница его сына, Криспа.

Было в его голосе нечто такое, отчего по спине у Эбби пробежал холодок. Нет, это не злоба и не жестокость, а некая фамильярность. Эбби недоуменно посмотрела на Майкла.