Но ангелов все не было и не было – только некий голос. Мардер уже слышал его, этот тихий голос в своей голове, но принадлежал он явно кому-то другому, это было как реплика незнакомого соседа в темном партере: самый заурядный голос, ужасающий своей обыденной простотой, своей бесспорной реальностью. Он говорил: «Все хорошо. С тобой все будет нормально».

Возвращаясь из тех неведомых краев, куда его занесло, Мардер первым делом почувствовал боль, боль в горле, и вместе с ней пришло осознание, что тот странный звук – это его собственные завывания. Он послушал их еще несколько секунд, и потребность выть отступила. Он открыл глаза. Туннеля как не бывало, и все поле зрения заполнило лицо его дочери, окруженное ангельским ореолом из солнечных лучей, пробивавшихся сквозь темную листву ahuehuete. На ее чумазых щеках блестели ручейки слез. Она утерла нос тыльной стороной руки.

– Как ты себя чувствуешь?

– Она умерла, – произнес Мардер.

– Я знаю, пап. Три года назад.

– Три минуты, – сказал он. – Теперь ты тоже на меня злишься, как Питер?

– Нет. Я немножко злилась в машине, когда ты рассказывал отцу Сантане, как тебя вели ангелы во Вьетнаме. Мне не помешало бы услышать эту историю еще в детстве. Ты не говорил, что был таким героем.

– Все совсем не так. Это Скелли был героем-спецназовцем.

– Но ведь это ты спас его. А он получил все почести и медаль.

– Не хотел я никакой медали, а он хотел. Да и какая сейчас разница?

– Я терпеть не могу тайны. Ненавижу, когда от меня что-то скрывают. Ты что, до сих пор этого не понял?

– Понял и приношу извинения. К слову о тайнах – не пора ли уже объяснить, как ты меня нашла?

– Взломала почту Нины Ибанес, вот и все. Думала, у вас здесь любовное гнездышко.

– Мне казалось, тебя не интересует, с кем я сплю.