Мардер отыскал взглядом отца Сантану и подождал, пока тот закончит помазание умирающего – человека по фамилии Энрикес, который делал из стекла маленьких блестящих зверюшек. Когда священник поднял глаза, Мардер сказал:
– Идемте со мной. Я хочу кое о чем вас попросить.
Они отошли в угол. Мардер вгляделся в лицо отца Сантаны. Кожу и черные как смоль волосы священника припорошила пыль от штукатурки. На его воротнике-колоратке виднелись пятна крови. У него был вид испуганного человека, который отчаянно храбрится. Мардер подумал, что мексиканец напоминает Скелли в пылу сражения, и это еще больше убедило его в том, что священнику можно доверять.
– Рад видеть вас здесь, святой отец. Как вы пробрались к нам?
– Я приехал еще до нового штурма. Тамплиеры обрадовались мне. У них много умирающих, и они не возражали, чтобы я помог и вам.
– Что ж, хорошо, что вы здесь. Послушайте, святой отец, так больше нельзя. Вторичные позиции подавляют одну за другой, у людей кончаются пули. С таким количеством боеприпасов мы сможем удерживать дом лишь несколько часов, не дольше. Прошу вас выйти к ним и договориться о перемирии.
– О чем вы? Если они и так победят, то что вы можете им предложить?
– Себя. Куэльо я нужен живым. Ему захочется помучить меня, выставить мое тело у всех на виду с назидательной надписью – как предупреждение всем, кто вздумает ему перечить. Если он не согласится, скажите, что мы будем стоять насмерть. Ему придется вычищать дом комната за комнатой. У нас еще предостаточно АСДТ[162]. Он потеряет сотни людей и так ослабнет, что его сможет прижать какой-нибудь другой картель или
– В самом деле? А я слышал, вы учредили
– Верно, только
– Но вас убьют. Вас будут пытать.
– Возможно. Но как говорят у нас, фелисистов, победа или смерть. И да, они могут ведь и
Священник звучно сглотнул, кадык его дернулся. Затем он широко улыбнулся.
– Может, оба станем святыми. Сан Мигель и Сан Рикардо Мичоаканские – навеки вместе, как Перпетуя и Фелицитата[163]. Знаете, я вот давно гадаю – не предрасполагает ли сама фамилия «Мардер» к мученичеству? Не кроется ли в ней некий потайной смысл?