— Хорошо, Джой, — сказал он. — Я буду у тебя через двадцать минут.

Он сел в такси, которое было припарковано перед магазином, и всю дорогу до небоскреба Айверсона на Двадцать третьей улице был на грани слез от ярости и беспомощности.

Угроза его не беспокоила, то не было реальной, серьезной угрозой быть обойденным конкурентом. Сэм знал свое дело и знал, что Джой Айверсон осознавал выгодность их сделки. Из-за нескольких пенни он не передумает, у них были другие преимущества, например оперативность и надежность, и готовность компании Сэма мириться с оскорблениями и бранью ради получаемой прибыли.

Улицы деловой части города пустели, и такси доехало вдвое быстрее.

Здание было закрыто, и Сэму пришлось постучать в стеклянные панели двери, чтобы привлечь внимание служащего, который уже начинал мыть грязный мраморный пол.

Он ворчал, когда открывал дверь, и продолжал ворчать, когда включал лифт.

Двери лифта раздвинулись на четвертом этаже, и Сэм вышел из кабины. Направлявшийся к лифту человек остановился, увидев Сэма. Он был одет в нескладный, потрепанный пиджак, руки засунуты в карманы.

— Вниз? — спросил лифтер.

Рот человека дернулся; он ринулся мимо лифта к двери с надписью «Выход».

— Что это с ним?

— Странно себя ведет, — сказал Сэм. — Вы его знаете?

— В этом здании он не работает, это точно. Может быть, мне лучше спуститься и посмотреть.

Сэм кивнул, и, когда лифт стал спускаться, пошел по коридору, ожидая услышать звуки разговора из кабинета Айверсона. Но там было тихо. Дверь с табличкой «Айверсон Пластик» была приоткрыта, и он вошел не постучавшись. Во внешних кабинетах кое-где еще горел свет, и беспорядок на столах свидетельствовал о торопливом уходе сотрудников. Но тишина была странной, и Сэму она не понравилась. Обычно, если Джой Айверсон был на месте, особенно тихо не бывало.

Он толкнул вращающуюся дверь, которая вела внутрь, и пошел по коридору к угловому кабинету.

— Джой? Ты здесь, Джой?

Он вошел в дверь, и первое, что ему бросилось в глаза, это венецианская штора, свисавшая с окна под необычным углом. Потом он увидел стол Айверсона и пустое вращающееся кресло. Он перевел взгляд со стола на пол и увидел ноги. Ботинки были не чищены.

В одно-единственное мгновение он выстроил версию, он представил себе открывающиеся возможности, вспомнил свои страхи, свои сомнения в надежности желудочка своего сердца и с откровенной радостью пришел к выводу, что Айверсон мертв. Но когда он наклонился, чтобы внимательно всмотреться в неподвижного мужчину, то услышал, как легкие судорожно проталкивают воздух через горло, и понял, что Айверсон еще будет жить достаточно долго, чтобы успеть в воплях излить свою ярость по поводу совершенного на него нападения.