– Я был плохим, плохим мальчиком, – сказало отражение, которое было и не было Кларенсом Баттлом, и Карен, с трудом сдерживавшая тошноту, поняла, что видит ту самую сущность, сделавшую Кларенса Баттла тем, чем он стал, и слышит голос, рассказывавший ему про то, как весело играть с маленькими девочками в старой ливневке, голос того зловредного пришельца, вложившего имя Карен Эмори в уши Кларенса Баттла.

Она поиграет с тобой, Кларенс. Ей нравятся мальчики, и ей нравятся темные местечки. Она не станет кричать. Что бы ты ни делал с ней, она не станет кричать, потому что она хорошая, хорошая девочка, а хорошей девочке, чтобы проявить все самое лучшее, нужен плохой, плохой мальчик…

Незнакомец смотрел на нее с интересом, и Карен знала, что он видел что-то из того, что видела она, потому что его тоже изнутри и снаружи разъедала гниль. Может быть, это сущность приносит с собой рак? Может быть, духовное и психологическое разложение, достигая определенной степени, должно находить и некое физическое выражение? В конце концов, зло есть яд, инфекция души, и другие яды, постепенно накапливаясь, приводят к изменениям – от никотина желтеет кожа и чернеют легкие, алкоголь разрушает печень и почки, лицо от него становится одутловатым, от радиации выпадают волосы… Свинец, асбест, героин – все это влияет на организм, приближает его полное разрушение. Разве не может быть, что и зло в чистейшей своей форме делает то же самое? Ведь болезнь сидела в Кларенсе точно так же, как и в человеке, во власти которого она оказалась.

– Как его звали? – спросил он.

Она не стала упираться:

– Кларенс. Его звали Кларенс.

– Он обидел тебя?

Она покачала головой.

Но хотел. Да-да, Кларенс хотел поиграть, а когда дело касалось маленьких девочек, играл он жестко.

Карен подтянула ноги и обхватила колени. Отражение исчезло, но она боялась того, что создало его. Оно было здесь. Карен чувствовала его присутствие. Чувствовала, потому что между ней и Кларенсом Баттлом была связь. Ей удалось ускользнуть от него. Но из-за нее его поймали, и он до конца жизни не простил ей этого. Из-за нее он гнил в тюремной больнице, куда к нему никто не приходил, где никому не было до него дела и где ему не с кем было играть.