— А потом леди Элизабет и я стали тайными любовниками — неожиданно признался он.

И хотя Ричард ничем не выказал сомнения в его словах, Бхатт стал убеждать, что не лжёт:

— Понимаю, что это звучит неправдоподобно. Ведь сэр Уильям вознесён судьбой на самую вершину мира — граф, лорд, пэр Англии, кавалер высших орденов Британии! А кто такой я? Лакей! Да ещё к тому же цветной! Для графа такие, как я, вообще не люди! Так, говорящая мебель.

Но госпожа избрала меня орудием утончённой мести ненавистному супругу. Мне постоянно приходилось видеть как сэр Уильям грубо обращается с супругой, которая намного моложе его. Жена была частью его имущества, как имение, скотина, земля — так он к ней относился. Но леди Элизабет — гордая женщина и не собиралась прощать унижений. Она знала какого высокого мнения супруг о собственной персоне. И я видел, какое мстительное удовольствие доставляло графине отдаваться мне — тёмнокожему «бою» из низшей касты — прямо на заднем диване его лимузина, где обычно сидел граф; в гараже или в ближайших кустах. Полагаю, в такие минуты она представляла своего самовлюблённого мужа, которому наставляют рога буквально за его спиной, а он даже не подозревает об этом…

Так что вначале я не обольщался на свой счёт. Это была просто месть. Любовь с её стороны пришла позже. И плодом этой любви стал ты.

— Вы хотите сказать, что вы мой настоящий отец!?

— Да. Хотя граф пребывал в полной уверенности, что жена беременна от него. Однако нам было понятно, что с твоим появлением на свет тайну невозможно будет сохранить. Элизабет стало страшно. Она говорила мне, что беспощадность к предателям у мужин-Ланарков в крови. Она хотела, чтобы я помог ей найти какое-нибудь спасительное решение.

Бхатт стал говорить, что бешенный непредсказуемый нрав сэра Уильяма уже тогда стал проявляться с пугающей всех звериной силой, за что в округе графа за глаза прозвали «Блэкстоунским зверем». Поэтому, у леди Элизабет были все основания опасаться его гнева. Ведь если муж увидит, что родившийся младенец совсем не похож на него — рыжего и светлокожего — то в ярости убьёт её.

— Я долго колебался, не зная как поступить — продолжал свой рассказ Бхатт. — С одной стороны я видел, как Элизабет, ещё не видя твоего лица, уже любит тебя. Она чувствовала, что должен родиться мальчик, как она мечтала.

Но с другой стороны я отлично понимал, что граф далеко не наивный дурак, и по смуглой коже младенца сразу всё поймёт. Его крутой нрав был мне прекрасно известен. Я находился в таком состоянии, что сам не пойму как проговорился обо всём здешнему доктору, когда вёз его в имение на хозяйском «Серебряном призраке».