«Пожалуйста, полковник Эрнст, выйди из машины! – молил Пол Шуман. – Пожалуйста, выйди на открытое место».
В стране, отвергнувшей Бога, молитв не возносят, так что, может, эту Он услышит?
Очевидно, время для Божественной помощи еще не настало: полковник оставался в салоне. Свет, отражаясь от лобового стекла и окон, мешал рассмотреть, где именно сидит Эрнст. Если выстрелить через стекло и промахнуться, второго шанса не будет.
Пол снова огляделся и подумал: «Ветра нет. Света достаточно, и он сбоку, а не в глаза. Условия идеальные».
Он вытер пот со лба и, раздосадованный, откинулся на спинку сиденья. В бок уперлось что-то жесткое, и Пол нащупал папку, которую лысеющий мужчина положил в машину минут десять назад. Шуман столкнул было папку с сиденья, но машинально глянул на верхний документ и тут же поднял. То и дело поглядывая на «мерседес» Эрнста, он стал читать записку.
Людвиг! Прилагаю черновой вариант доклада фюреру о нашем исследовании. Обрати внимание, что я упомянул испытание, которое мы проведем в Вальдхайме сегодня. Результаты добавим вечером. Считаю, что на раннем этапе исследования убитых испытуемыми солдатами лучше изобразить врагами государства. Поэтому в докладе я называю еврейские семьи, уничтоженные нами в Гатове, подрывниками; польских рабочих, убитых в Шарлоттенбурге, – иностранными лазутчиками; цыган – половыми извращенцами, а молодых арийцев, которых убьют в Вальдхайме сегодня, – политическими диссидентами. Полагаю, впоследствии мы сможем откровеннее говорить о невиновности уничтоженных нашими испытуемыми, но боюсь, что сейчас условия для этого неблагоприятные. Анкеты, которые ты вручаешь новобранцам, я не называю психологическим тестом. Считаю, что этот термин не будет воспринят благосклонно. Пожалуйста, ознакомься с докладом и сообщи мне о желаемых изменениях. В понедельник 27 июля я планирую представить его фюреру. Рейнхард