Отодвинув розовый пластиковый стул, Грэм придвинулся к Трейси и встал между ней и миниатюрным столиком.
Сначала он осторожно провел салфетками по ее лбу. Медленное движение вдоль бровей, а потом осторожные круговые движения со все увеличивающейся амплитудой.
– Закрой глаза, – попросил мужчина, и Трейси закрыла глаза.
Она почувствовала, как влажная салфетка осторожно двигается по ее векам. Ткань давила недостаточно сильно, чтобы сделать больно, но достаточно для того, чтобы убрать краску для век и тушь для ресниц, свалявшуюся комочками. Потом то же самое мужчина проделал с ее вторым глазом.
– Вот так гораздо лучше, Трейси. Теперь ты можешь раскрыть веки.
Женщина повиновалась.
Он не смотрел ей в глаза. Его взгляд был сфокусирован на ее щеках, которые он оттирал широкими круговыми движениями, доходившими до ее нижней челюсти. Потом провел салфетками по ее подбородку и переносице.
И, наконец, наступила очередь ее губ.
Отступив, Грэм оценил свою работу. Последнее прикосновение к губам, и она была закончена.
Из мешка с туалетными принадлежностями он достал щетку и встал за спиной у Трейси. Женщина затаила дыхание.
Зубья щетки касались кожи на ее затылке, но не царапали ее. Он крепко держал в руке ее длинные волосы, так чтобы те не дергались при расчесывании.
Ритмичными движениями Грэм зачесал волосы на затылке на левую сторону, стараясь не задеть ее ухо. Несмотря на то что она находилась под воздействием наркотика, Трейси чувствовала каждое его движение. Оставшиеся волосы он стал зачесывать вправо и случайно поцарапал самый верх уха. Грэм мгновенно остановился. Трейси почувствовала его руки у себя на плечах: он наклонился вперед и осторожно поцеловал ранку.
– Прости меня, моя драгоценная девочка, – нежно произнес мужчина.
Трейси пришлось напрячься, чтобы не отодвинуться. Ей не хотелось прерывать его фантазии, какими бы те ни были.
Закончив причесывание, он вновь встал перед ней. Она увидела, что его левая рука сжата в кулак.
Монстр потянулся к ее лбу и осторожно отвел в сторону несколько выбившихся волос. Потом открыл руку – в ней оказались две заколки-«невидимки», как их называла мать Трейси. Но, в отличие от коричневых, которые удерживали бигуди на голове ее матери, эти были белыми. В том месте, где они сгибались, на заколках были прикреплены половинки сердца с острыми углами. Этими заколками Грэм заколол ее челку.
– Вот так-то лучше. Так я вижу твое лицо, – сказал он, наклоняя голову набок. – Теперь ты готова к игре.
Нежность в его голосе вызвала у Трейси новые слезы.
Она знала, что ее приготовили к смерти.