(«Отпишу Ниночке свою комнату на Петроградке, отличная комната. Так и напишу в завещании: Ниночке – комнату!»).

Но большую часть года, за исключением летних месяцев, Ларфа жила совсем одна, среди своих снимков, писем и старых граммофонных пластинок Изабеллы Юрьевой.

Я толкнула покосившуюся калитку и медленно прошлась по почти незаметной, усыпанной листьями дорожке. Осень за городом не была такой стремительной, она не хотела сдаваться без боя. На пустой веранде, в трехлитровой банке от консервированных помидоров, стояли поздние растрепанные хризантемы, остро пахло прелью, а на перилах висел забытый Жекой шерстяной платок. Я даже на секунду зажмурилась: мне показалось, что Жека выйдет сейчас из дома и тихо улыбнется мне.

Все в порядке, ты не должна распускаться, Екатерина Мстиславовна.

Собрав в кулак остатки воли, я подошла к двери и громко постучала: старуха была глуховата.

Вышедшая на стук Ларфа подозрительно осмотрела меня с ног до головы и поджала губы.

– Здравствуйте, Лариса Федоровна, – сказала я и тотчас же прикрылась мятным пряником под названием «Аргументы и факты». – Все молодеете! В том смысле, что выглядите просто отлично.

– Не ври, Катерина, – надменно сказала Ларфа. – Ложь есть грех.

– Что вы, Лариса Федоровна, вам больше семидесяти не дашь.

Старуха посмотрела на меня с затаенной обидой.

– А намедни медсестра заходила. Так сказала, что я на шестьдесят пять выгляжу. Так-то. А ты говоришь – семьдесят.

Я прикусила язык.

– Ну, заходи, раз пришла, – снизошла наконец Ларфа и вырвала газеты у меня из рук.

– Я еще и торт прикупила.

– Торт с собой заберешь. У меня диабет, давно пора знать, только о себе и думаете. Одна уж додумалась, – это был явный намек на Жеку. – До ручки.

В комнате тикали ветхозаветные ходики и так же пахло прелью. Нет, Ларфа никогда не умрет, вдруг подумала я, она просто растворится в осенних листьях, только и всего.

На груди у старухи болтались очки на шнурке, а на столе лежала толстая книга с закладкой, вырезанной из коробки с овсяным печеньем. Двойняшки обожают овсяное печенье, как я могла забыть, нужно обязательно прикупить сегодня хотя бы килограмм.

– Что читаем? – бодро спросила я. Ларфа приподняла книгу и показала мне обложку: Генри Пикар. «Застольные разговоры Гитлера».

– Серьезная книга.

– Умный был человек, – Ларфа постучала согнутым пальцем по обложке с портретом Гитлера. – Но… просчитался. Про-счи-тал-ся!.. Ты садись, Катерина. В ногах правды нет.